Контрольный поцелуй
Шрифт:
Она продолжала излагать свои взгляды на воспитание, но мои мысли уже понеслись в другом направлении. У Лиды никогда не было длинных, густых, темных волос. Насколько помню, она всегда коротко стригла пряди цвета сливочного масла.
Перед глазами сама собой возникла Верочка Подушкина. Изумительная прическа темно-каштанового цвета и пикантная крупная родинка над пухлым капризным ротиком… Сдается, именно она, нацепив фальшивые кудри блондинки, приходила в нотариальную контору, а пластырь прикрывал приметную, выступающую родинку…
Прямо от нотариуса отправилась
– Видите? – с гордостью сказал доктор. – Насколько нам сегодня лучше.
Я уставилась на него с ужасом. Лучше? Тогда что же было раньше? Ведь сейчас Лидуся похожа на покойницу.
– Она не может говорить?
– Нет, конечно.
– А меня услышит?
– На этот счет не могу дать точного ответа, – вздохнул хирург. – Может, да, а может, нет. Кстати, некоторые больные, находящиеся в коме, приходят в себя, когда с ними постоянно беседуют родственники, не отпускают их, так сказать. У нас был случай, парень один умирал, молодой совсем. Мать две недели рядом сидела, за руку держала, а потом вызвала девчонку, в которую мальчишка был безнадежно влюблен. Вот они вместе по бокам кровати встали, заговорили с ним, и он открыл глаза… А к вашей подруге особенно не приходят. Муж, правда, раз в два дня наведывается, ничего не хочу плохого сказать. Заботливый, просит, чтобы ухаживали получше, медсестер благодарит… Вчера свекровь приезжала, тоже внимательная, лимонов привезла, яблок! Ну скажите мне, на кой черт сейчас Артамоновой фрукты?! Кстати, дети у нее есть?
– Дочери… две.
– Сколько лет?
– Восемь и полтора года.
– Приведите сюда, часто матери реагируют на детские слезы. Жестоко, конечно, показывать ребенку маму в таком состоянии, но все же рекомендую.
Я только вздохнула. Знал бы этот славный доктор, что случилось у Артамоновых!
– А мне можно зайти?
Врач поколебался, потом разрешил:
– Бахилы наденьте на ноги и шапочку.
Я послушно надела все, что положено, и вошла в палату. Вблизи зрелище оказалось еще более страшным. Сразу стало понятно – надеяться на то, что Лида что-нибудь скажет, не следует. В горле у несчастной торчала какая-то отвратительная на вид трубка.
Я взяла Лидочку за безвольно лежащую руку и с облегчением ощутила тепло и легкое, как крылья бабочки, трепетание пульса.
– Лидуля, – тихонько позвала я.
В палате стояла неприятная тишина, нарушаемая только попискиваньем и почавкиваньем разнообразных аппаратов.
– Ну почему, – почти закричала я, – почему такое должно было случиться именно с тобой! Ну кому это надо!
Не успел мой голос отскочить от стен палаты, как Лидуша медленно распахнула веки. Огромные бессмысленные
– Доктор, – заорала я, кидаясь к выходу, – кто-нибудь, скорей сюда!
На крик влетела пожилая медсестра и первым делом кинула взгляд на разноцветные лампочки и стрелочки. Строго спросила:
– Ну и что тут происходит?
– Она открыла глаза, – возбужденно сообщила я, не обращая внимания на ее недовольный тон, – вот только что смотрела на меня.
Медсестра не поверила:
– Вам показалось.
– Нет, абсолютно точно!
Женщина профессионально приветливо посоветовала мне:
– Идите-ка лучше домой, палата интенсивной терапии не место для слабонервных.
Сняв бахилы и шапочку, я направилась к выходу. Да, скорей всего медперсонал, автоматически ухаживая за Лидой, решил, что Артамоновой не долго осталось жить. Но я-то видела открытые глаза Лидуси. Поеду в самом деле домой, выпью кофейку, расслаблюсь и раскину мозгами в тишине и покое.
Подъехав к дому, я оторопела. Во дворе натянуты веревки, на них болтается невероятное количество наших пледов и одеял. С другой стороны вывешены ковры из гостиной, столовой и кабинета. Не понимая, что происходит, вошла в холл и чуть не упала на скользком полу. Посередине помещения мыльные лужи, а Маруся старательно возит тряпкой.
– Привет, мамуля! – Девочка поглядела на меня отсутствующим взглядом.
– Господи, – испугалась я, – ты что, заболела?
– Нет, – угасающим голосом ответила Манюня. – Устала, как раб на плантации.
– Что случилось-то?
Маруська отставила швабру и, понизив голос почти до нуля, горячо зашептала:
– У Зайки крыша поехала, совсем не соображает!
– Да что, в конце концов, происходит?
В холл влетела растрепанная Ольга с тряпкой в руках.
– Явилась, – грозно отметила она. – Ты хоть представляешь, в какой грязи мы живем с тех пор, как заболела Ирка! Кругом ужас и микробы!
Я уставилась на нее во все глаза. Честно говоря, я никогда особо за чистоту не боролась. Двухкомнатную «хрущобу» в Медведкове убирала раз в месяц. Да какой смысл вытирать каждый день пыль, если назавтра она опять лежит везде ровным слоем!
К тому же я близорука и не вижу сора на полу, а развешанные по стульям брюки, колготки и рубашки никогда меня не раздражали…
И, конечно, с появлением Ирки совсем перестала брать тряпку в руки, впрочем, и Зайка не слишком убивалась на ниве домашнего хозяйства.
– Надо навести чистоту, – заявила Ольга.
– Может, лучше нанять женщин, – робко предложила я, оглядывая грязные лужи на полу и пыхтевшую от усердия Машу.
– Ну что за барство! – возмутилась Ольга. – В стране кризис, нужно во всем экономить. Сами вымоем!
Я оглядела ее двухсотдолларовые брюки, простенькие туфельки от Гуччи… Да продав одни только баретки, можно нанять поломойку на целый год!
– Говорю же, у нее крыша поехала, – громко зашептала Маруся. – Недавно читала: при климаксе такое случается!