Контрольный выстрел
Шрифт:
– Георгий Михайлович, - к Жорику подошел один из его людей, - мы обшарили весь дом. От подвала до чердака. Девчонки нигде нет.
Я так и знал, что Сашку не найдут. Голову даю на отсечение, что сволочь Конопля уволок ее с собой в качестве заложницы. Но как? Витек еще находился здесь, когда в дом ворвались бойцы Жорика. Мимо них и мышь не проскочит. А тут два человека - Конопля и Сашка - исчезли, как сквозь землю провалились.
– Михалыч!
– в бар ввалился здоровенный парень, волоча за собой бесформенную тушу Вадика.
– Гляньте,
Вадим Марксович был, как и ожидалось, совершенно мокр и, как уже не думалось, жив. Жив, черт возьми! Он дико вращал глазами, хватал ртом воздух и непрестанно икал. Губы у него были синими, а белки глаз красными. И вообще, он сейчас здорово походил на свежемороженого окуня.
– Казачок! Милый! Родной!
– бросился он ко мне и принялся исступленно обнимать и целовать.
– Отвяжись!
– пробовал я оттолкнуть его, но у меня ничего не выходило.
– Женечка, родненький! Я жив!
– Поздравляю.
– Слышь, унеси его, - обратился Жорик к своему человеку.
– Достал, гнида.
Тот легко подхватил грузное тело Вадима и молча унес. Куда - меня теперь не интересовало.
Я рассказал Жорику всю историю, связанную с ночными гонками по Питеру. О красной "ауди" и темно-синей "Daewoo". He упомянул лишь про деда Матвея. Пусть живет себе спокойно, век доживает. Он и так совершенно зря ввязался в эти разборки. И мало ли чем закончится для него столь мастерски исполненный отвлекающий маневр. Лучше, чтоб о нем никто ничего не знал.
– Понятненько, - раздумчиво произнес Костыль.
– Значит, ты полагал, что Жорик подослал китайца на твою погибель. За суку меня принял, - неприкрытая обида сквозила в его словах.
– Ну, ошибся, - пробовал оправдаться я.- С кем не бывает.
– Запомни, дурачок.
– Жорик прикурил сигарету и глотнул виски.
– Ты в этой жизни гроша ломаного не стоишь. И нет мне от тебя никакой выгоды. Помогаю, потому что приглянулся ты мне еще в зоне. Характер в тебе есть. И не хотелось, чтоб пропал ты ни за понюшку табаку. Обратись ко мне кто другой - не подписался бы ни за какие коврижки. У меня все есть, Красноармеец. Бабки, девки, дома и машины. Счета за границей - тоже есть. И заморочек своих без тебя хватает. Ну на какой ляд ты мне сдался?
– Действительно, на кой ляд? Вот и сюда примчался. Не меня ли спасать? наверное, в моих словах прозвучала ирония, потому что Костыль нахмурился.
– И тебя спасать тоже, - сказал он.
– Но не только.
– А-а! Значит, есть корысть! Значит, не по доброте душевной!
– Ну, корысть, она всюду присутствует, милый мой. Даром в наши времена даже папа маму не целует. Я приехал сюда потому, что Витек буранул. Повоевать со мной решил, рожа козлиная. К тому же китаец в другом свете нарисовался. Проморгал я его, не раскусил вовремя. А уж когда поговорил с Коноплей по телефону, когда он стал вешать мне лапшу на уши, что знать не знает, где Вадик и кто такой Сэн, я сразу понял - жопой крутит. За дурака меня держит. Кто ж такое простит?
– И ты решил навести порядок, да?
– Порядок во всем должен быть. И в наших делах особенно. Конопля лишний. Он никому не нужен в Питере. Он только мешает и вносит неразбериху в систему.
– О какой системе ты говоришь?
– Я говорю о воровском законе, Красноармеец. Тут все должно быть правильно. А появление таких, как Конопля, неизбежно ведет к войне.
– Что вам мешает не воевать?
– Беспредел, Отморозков расплодилось - туши свет. И не существует для них никаких правил, никаких порядков и никаких авторитетов. Им человека убить - как муху газеткой пришлепнуть.
– Тебя послушать, так и я отморозок.
– Нет. Ты за правое дело убивал.
– Да как ты такое можешь говорить?!
– возмутился я совершенно искренне. Как может быть убийство правым делом?!
– Ну-у!
– развел руками Жорик.
– В таком случае тебе нужно было не ко мне идти, а писать заявление в милицию: "Помогите, граждане начальнички! Спасите меня и сохраните!" Вообще, я тебя не понимаю! Сначала ты закидал пол-Питера трупами, а теперь что, раскаиваешься? Поздно! В дерьме ты по уши!
– Что-то звериное мелькнуло в глазах Костыля.
Я чувствовал, что зашел в тупик. Убивать - грех. Неискупимый, как говорят. Не убивать - значит, быть самому убитым. Выходит, на убийство меня толкал страх за собственную жизнь? Но почему я должен быть убитым по прихоти кого бы то ни было?.. Запутался я, окончательно запутался. Может, действительно, прийти в милицию, рассказать все от начала и до конца. Пусть меня посадят. Пусть расстреляют. Но пусть спасут Сашку.
– Так что, друг мой сердечный, не философствуй, - продолжил Жорик.
– Ты помнишь нашего философа с зоны?
– Он за жизнь говорил, которая дается человеку для радости и созидания. А человек эту жизнь в говно превращает, - сказал я.
– Да-да-да! И тот же философ хранил под подушкой Библию. Читал ее по ночам, подчеркивал там умности разные. А я как-то заинтересовался. У него на самой последней страничке записи от руки сделаны. Заголовок такой: "Противоречия". И написано в два столбика:
"Всякий рожденный от Бога не делает греха... Он не может грешить, потому что рожден от Бога" (1 Иоанна, 3,9.)
"Нет человека праведного на земле, который делал бы добро ц не грешил бы".
(Еккл., 7, 20.)
Так что понимай как хочешь, - закончив цитировать, произнес Жорик.
– Всюду есть противоречия. Все несовершенно. Ясно одно: никто о тебе не позаботится, кроме тебя самого. Тебе, можно сказать, повезло, что мои интересы совпали с твоими. Конопля сумел и мне нагадить. Ничего, он еще ответит. Из-под земли суку достану.
– Уверен?
– с сомнением спросил я.
– А вот скажи, если б люди Конопли на тебя случайно у Вадика не наткнулись, ты бы не стал его сам разыскивать?