Контрольный выстрел

Михайлов Александр Георгиевич

— Не созрел, — констатировал В.И.

— Не созрел, — констатировал Олег.

— Созреешь — звони. Пароль прежний.

Возвращаясь в Москву в машине В.И., Олег уснул. Все тревоги, волнения и хлопоты минувших недель растаяли, растворились в добром и безмятежном сне. Очнувшись уже около своего подъезда, Олег не мог вспомнить, что ему снилось.

— Созреешь — звони! — прощаясь, снова повторил В.И.

Олег кивнул.

5

«Фольксваген» мигнул поворотником и, попетляв вокруг кое-как припаркованных дворовых машин, скрылся за углом.

Олег достал сигарету.

Ощущение чего-то легкого и невесомого, пришедшее со сном, не покидало. Он машинально бросил взгляд вверх. Его окна светились. Олег пересчитал этажи. Да, это его окна.

Лифта ждать не стал. Два шага — один марш. Олег летел вверх, не ощущая ни сердца, ни дыхания. Ключ вошел, как всегда, но не повернулся. Дверь открылась сама.

На пороге стояла Татьяна.

Они пили чай на чистенькой вылизанной кухне. Мир, еще утром казавшийся Олегу рухнувшим в тартарары, восставал из пепла, обретая вполне сносные очертания.

Олег рассказывал. Ему хотелось передать Татьяне все, что накопилось в его душе за последние месяцы. Сейчас как никогда ему требовалось заземление, чтобы не взорваться, не вспыхнуть от внутренней энергии, накопившейся в нем. Мысли прыгали с пятого на десятое, сбивались, но он неизменно возвращался в колею.

Олег рассказывал о том, как погиб Дед, как бились за каждый метр земли парни из чеченского управления ФСБ во время штурма Грозного боевиками, как он вывозил тела товарищей, как разыскивал пропавших. Как позорно предали их всех вожди. Как повторил деяние генерал-фельдмаршала Кейтеля Александр Лебедь, подписав акт о безоговорочной капитуляции.

Олег знал, что многое из рассказанного Татьяне было известно: она систематически общалась с супругой Пушкарного (до Олега эту информацию доводил Руслан). И тем не менее ему было важно самому переосмыслить все, что произошло, что случилось не благодаря, а вопреки... Без утайки, ничего не скрывая, излагал он свои мысли о происшедшем. Татьяна слушала, не перебивая. Так может слушать только одна женщина в мире — его жена.

Выкипающий чайник уже не клокотал, а устало посвистывал в тщетной надежде привлечь к себе внимание. Но Олег и Татьяна не замечали этого. Окружающее перестало для них существовать...

Когда, расслабленные от свалившегося на них счастья, они молча лежали, думая каждый о своем, а на самом деле об одном и том же — о том, какими же дураками они были, — зазвонил телефон. И, стремительно одеваясь, как и тогда, Олег ловил на себе недоуменный, просящий взгляд жены. «Ну почему сейчас?!»

Только серьезность информации не позволила Олегу послать всех к чертям.

Машина пришла через десять минут.

6

Работая на самом тяжелом и непредсказуемом участке борьбы с терроризмом, Олег все больше задумывался над причинами этого явления. Явления аномального, жестокого, бесчеловечного. Чем больше анализировал, тем больше приходил к выводу, что эта аномалия лежит в психологии и уходит даже не в глубь веков, а в природу самого человека, являющегося по сути своей хищником. И эта суть так или иначе диктует ему нормы поведения в экстремальных случаях. При этом экстремальность ситуации определяется не только опасностью, грозящей непосредственно для самого человека. Как существо общественно организованное, он ощущает угрозу не только для себя лично, но и для своей стаи. При этом может происходить искажение восприятия, что при определенном психологическом складе диктует опять-таки экстремальные решения, выходящие за рамки нравственных норм поведения и самой нравственности.

И

спросил Господь: «Каин, где твой брат Авель?»

Нет человека, который не знал бы эту фразу. Но вряд ли кто задумывался о том, что речь идет о первом в истории человечества террористическом акте — первом убийстве себе подобного, чем-то мешавшего такому же двуногому мыслящему существу, к тому же и брату.

Пожалуй, это был единственный акт в истории, пусть и библейской, лишенный двойного стандарта, по которому десятки веков жило человечество. Когда убийство выгодно лично нам либо группе людей, объединенной в определенную, чаще правящую касту, оно признается если не логичным, то во всяком случае исторически оправданным. Общество так дружно осудило сталинский террор, что Олегу казалось — только идиот или патологический поклонник Сталина сегодня во всеуслышанье может сказать, что вождь и учитель всех времен и народов, утопивший страну в крови невинных жертв, был прав и в этом. Однако, как ни парадоксально утверждение о правоте вождя и учителя, не вписывающееся в нынешнее мировоззрение, тем не менее в рамках логики двойного стандарта мнение защитников Сталина вполне корректно.

Чем дальше время отодвигает нас от трагических событий, тем с большим успехом мы начинаем ориентироваться не на средства и методы, а на результат. Петр Великий действительно велик, хотя в его деятельности без всяких корректировок можно обнаружить и признаки государственного терроризма, и пропаганды — да и реализации — войны. Возможно, кого-то покоробит сравнение, но по своим методам построения новой России он мало чем отличался от Сталина. Для рытья каналов, строительства Санкт-Петербурга на человеческих костях, рубки голов и четвертования противников ему не нужно было даже символических «троек» или особых совещаний. Он просто брал и рубил, брал и строил на костях, а кто не согласен — в лучшем случае — в Сибирь. И воровали в его окружении так, что не чета нынешним боярам. И он, как и нынешние властители, боролся с мздоимством и коррупцией. Методы же... Не дай Бог такого реформаторства! Наверное, не было в России семьи, не пострадавшей от петровских реформ.

Однако память имеет ограниченный ресурс. И по прошествии веков все обретает такие очертания, словно история сфотографирована мягко работающим объективом. Первый план четок, задний размыт. И как раз на том самом размытом плане остаются кровь, слезы, мучения.

Прочитав сотни умных книг по проблеме терроризма, Олег тем не менее не нашел ответов на мучившие его вопросы. Что является причиной этого явления? Какие психологические типы людей могут быть потенциальными террористами? Что лежит в основе идеологического обоснования терроризма? Почему в цивилизованном обществе, провозгласившем гуманизм как общественный принцип, герои сказок и легенд — персонажи с криминальными наклонностями — нисколько не утрачивают своей популярности?.. Разбойники Робин Гуд и Емельян Пугачев, народовольцы, покушавшиеся на царя, но убивавшие ни в чем не повинных людей... Почему политическая целесообразность превалирует над библейской заповедью «не убивай»?

Олег приходил к мысли, что история человечества — это, по большому счету, не только череда общественных формаций, побед и поражений, открытий и войн, заговоров и предательств. Для криминолога история человечества — это история преступлений. От убийства Авеля до событий в Кизляре, от распятия Христа до захвата заложников в Перу. Яд и кинжал, острый клинок и меткая пуля, толченный алмаз в вине и радиоуправляемая мина... Время оттачивало мастерство террористов, диктовало средства осуществления насилия. Неизменным оставалось одно — предмет, ради которого свершались кровавые злодеяния: деньги и власть.