Контрснайпер
Шрифт:
Быков держался из последних сил. Худощавый на вид басмач на деле оказался не таким уж и худощавым. Когда вес оцениваешь не на глазок, а собственными ребрами, впечатления совсем иные. А главное — не пошевелиться! Левая нога затекла так, что ею теперь точно не ступить. Если ему вообще в ближайшее время суждено во что-нибудь вступать…
Оперуполномоченный СОБРа, кавалер ордена «За мужество», побывавший во всех горячих точках, попробовал чуть подвинуть хоть правую ногу, но тут его придавило с такой силой, что он едва удержался от матерной эпиграммы. Как остро бывает почувствовать
Но вдруг наверху стало подозрительно тихо. А еще через некоторое время Быков увидел, как женские ноги аккуратно освобождаются от туфель… Дальнейшее ожидание становилось бессмысленным. Операция рисковала слишком быстро перейти в завершающую фазу, а он к этому готов не был. По крайней мере морально.
Обманывать себя смысла больше не было: Денис ей нравился. Потому и приготовила «ботинок», а не какие-нибудь котлеты «по-киевски».
Очень богатым опытом общения с противоположным полом Ирина Леонидовна Голикова похвастаться не могла. Но мужчины в ее жизни все же были, а потому сейчас она с некоторым любопытством наблюдала за развитием событий, невольно сравнивая при этом Малинина с его предшественниками. Такое в ее жизни происходило впервые. Ирину смешили и одновременно трогали и его неумелые поцелуи, и неловкие попытки уложить ее на спину, и безуспешные попытки расстегнуть верх платья (пуговицы были декоративные, но она не стала Дениса разочаровывать). Ирина понимала, что сейчас и в этой обстановке подобные эксперименты ни к чему не приведут, но ей не хотелось эти эксперименты прекращать. Напротив, их как раз хотелось продолжить. Несмотря даже на присутствие коллеги.
Она незаметно сняла туфли, намереваясь забраться на тахту с ногами.
У несчастного Быкова оставалось только одно средство.
Леха осторожно протянул руку и что было сил ущипнул майора Голикову за пятку.
Та резко вскочила и начала поправлять прическу.
Малинин смущенно потупил взгляд, словно школьник, у которого училка отобрала журнал «Максим».
— Извини. На меня нашло что-то… Правда! Просто ты сегодня потрясающе красивая… Извини!
— Ничего, — ответила несостоявшаяся жертва домогательств, надевая туфли. — Я понимаю…
Повисла неловкая пауза. И только пружины тахты чуть поскрипывали.
— Послушай, — начала Ирина, — а вот если бы тебе женщина, в которую ты влюблен, такое условие поставила, как бы ты поступил?
— Какое условие?
— Ну, чтобы ботинок съесть. Ты бы съел?
Денис на секунду задумался.
— Наверное. Только сразу бы с этой женщиной расстался.
— Почему?
— Не знаю… Любовь — она ведь от Бога, и ботинки здесь ни при чем. Если женщина такие условия ставит — значит, не любит. И не полюбит никогда. — Программист снова внимательно взглянул на хозяйку кулинарного притона. — Что-то не так?..
Та промолчала, а потом предложила:
— Пойдем погуляем!
— С удовольствием.
Услышав, как щелкнул замок входной двери, кавалер ордена «За мужество» с облегчением выругался и, приподняв сиденье, выбрался из-под тахты на свободу. Пару минут старательно отряхивался и разминал затекшие конечности, потом подошел к столу, намереваясь компенсировать моральные страдания хорошей закуской. Но вместо праздничного блюда на тарелочке возлежал коричневый ботинок с отрезанным носом. Принюхавшись, он понял, что башмачок обильно приправлен специями — видимо, для того, чтобы отбить портяночный запах. Но со второго раза понял, что ботинок — ненастоящий!
«Она б еще гранату из мяса сделала».
Когда запыхавшаяся Ирина влетела в комнату, Быков уже доедал ее произведение, запивая его апельсиновым соком прямо из коробки.
— Ничего!.. Вкусно… Сама придумала?
— В Интернете нашла… Ты не очень-то рассиживайся. Давай пошли!
— Да подожди ты, дай поесть. Торопишься, что ли?
— Денис внизу ждет. Я сказала, что сумочку забыла…
— Вечерний намаз еще не скоро, подождет. Слушай, он тебя тут что — лапал?
— Никто меня не лапал… — Ирина покраснела. — А ты тоже хорош! Полегче нельзя было? Мне теперь на ногу ступить больно.
— Ты бы еще Кинг-Конга на тахту посадила… Между прочим, если все это называется «фотографировать картины», то я — английская королева.
— А он что, не фотографировал? Вон, кстати, штатив свой забыл!
Ирина подошла к треноге, сложила ее и поставила в угол. Потом выглянула во двор. И вдруг отпрянула.
— Лёш, смотри! Руслан опять здесь…
Елагин с Соломиным стояли по стойке смирно перед столом Кленова и отчаянно пытались изобразить на физиономиях чистосердечное раскаяние. Получалось не очень. Во всяком случае, Голикова и Репин, сидевшие здесь же на расставленных вдоль стены стульях, с трудом удерживались от хохота.
— Вы посмотрите, на весь Интернет успели прославиться! — бушевал хозяин кабинета. Он был возмущен настолько, что даже ничего не выстукивал на столе. — Одни заголовки чего стоят… «Русские милиционеры голодают», «Водка входит в обязательный рацион русских спецназовцев», «Милиционер из трущоб»… Даже из Москвы звонили, результатов служебной проверки требуют. Доигрались! Дегустаторы, вашу мать! — Он мрачно глянул на Елагина: — Ну, с тобой, шутник, все понятно. Детство еще в одном месте играет… Но ты-то! — Кленов перевел взгляд на Соломина. — Ты-то — опытный опер, а на любую глупость ведешься!
— Он, гад, так натурально прогнал… Телефонограмму приплел. И фотографии, которые у террориста нашли.
— А ты и рад пожрать на халяву!
— Да ладно, Николаич! — махнул рукой Солома. — Они ж не в претензии. Закуски и после них остались, так что никто не пострадал. А водку они не тронули почти.
— Дело не в закусках, а в том, что авторитет роняем! И так нас уже опустили ниже уровня канализации, так вы еще масла в огонь подливаете. — Командир снова повернулся к Елагину. — Ну, что молчишь?
— Виноват! — бодро отозвался Сергей. — Готов искупить кровью.
— Вот этого нам только и не хватало для полного счастья… Насчет крови — подумаем. А пока поступаете в распоряжение Ирины Леонидовны. Всё, свободны!
Не поклонившись, Соломин с Елагиным удалились из кабинета.
— Теперь с тобой, — повернулся Кленов к Ирине. — Что нового?
— Ничего. Ухаживает, цветы дарит.
— И всё?
— В каком смысле?
— В смысле терроризма.
— Пока без перемен…
— А фотография? — напомнил бдительный Репин.