Контртеррор
Шрифт:
– У вас есть на него досье?
– Да, Николай Александрович. Но оно осталось в Гатчине. Я просто не ожидал, что Вы поднимите этот вопрос сейчас. Думал – после коронации.
– Да я и сам не знаю толком, зачем к Вам зашёл. Муторно мне, не спокойно на душе. И Елена Филипповна вся напряжена. Почти полгода в замке, как в осаде просидели. Меня уже, как отца начали называть «гатчинским затворником», – Николай грустно усмехнулся. – И здесь эта поездка. Множество людей и страх… Жуткий страх за Лену и детей. Вдруг кто-то, как и мы решится коронацию
– Ваше императорское величество, заверяю Вас, что всё возможное для вашей охраны во время коронации в Москве сделано. Задействованы все силы вашего конвоя, дворцовой полиции, моего центра, отдельного корпуса жандармов и полиции. Отчёт о проведённых и планируемых мероприятиях Вам был представлен перед отъездом.
– Да знаю я всё, Тимофей Васильевич. Всё равно неспокойно на душе. А тут ещё ваши панцири для меня, Елены и детей. Эти бронированные кареты.
– Николай Александрович, Вы же сами видели эффективность защиты панцирей капитана Чемерзина и его брони, которой укрепили стенки и полы карет. Всё это значительно повышает шанс выживания.
– Вот именно, Тимофей Васильевич, выживания! Я, император Всея Руси, выживаю!
«О-о-о, как торкнуло Его императорское величество. Или у него тоже чуйка заговорила?! Тогда надо будет ещё раз всё проверить», – подумал я про себя, пока Николай продолжал вещать.
– И эти Ваши требования по охране в соборе, на пиру, при встрече с народом на Ходынском поле! Вы что-то скрываете от меня с Евгением Никифоровичем?!
– Ваше императорское величество, – я вскочил с дивана и вытянулся в струнку, – это только усиленные меры охраны Вас и вашей семьи в свете событий, произошедших полгода назад. Бережёного Бог бережёт. Какой-то информации о готовящемся на вас покушении – нет.
Император поднялся и сжал ладонью моё левое плечо.
– Не обижайся, Тимофей Васильевич. Сам не знаю, что на меня нашло.
– Николай Александрович, у меня такое тоже бывает. Я такое чувство и состояние «чуйкой» называю. Не однократно мне жизнь спасала, – на пару секунд задумавшись, продолжил. – На следующей станции в Твери делаем остановку и вперёд отправляем поезд с посудой и прочим инвентарём для коронации. Сами отправимся следом.
– Вас что-то насторожило, Тимофей Васильевич?
– Нет, Николай Александрович. Но я привык доверять не только своей «чуйке», но и такому же чувству у других. Вы не можете понять, что вас гнетёт, но ожидаете какой-то неприятности. Причём сильной. Будто бы знаете, что вот по этой дороге идти нельзя. Так?
– Похоже.
– Поэтому и поступим так, как я предложил.
– Хорошо, я согласен, – император отпустил моё плечо и будто бы прислушался к себе, после чего добродушно улыбнулся. – А знаете, Тимофей Васильевич, а меня отпустило. Как-то спокойно стало на душе.
– Значит, мы приняли верное решение. Надо только будет всех людей с того поезда в наш пересадить. Если что дополнительный вагон прицепим.
– Так и поступим. Командуйте от моего имени, Тимофей Васильевич, – с этими словами император покинул купе, а я последовал за ним.
Глава 2. Река Липня
Выйдя из купе, Николай направился в свой вагон, я же пошёл по коридору в противоположную сторону. Мне надо было срочно посетить генерал-майора Ширинкина, чтобы обсудить и спланировать наши действия в Твери.
Пока шёл до купе Евгения Никифоровича вспомнил, как нашёл ещё одного специалиста-фанатика – капитана запаса Авенира Авенировича Чемерзина. Точнее не только его. Но, обо всём по порядку.
Ещё в январе месяце после возвращения из Англии и получения плюшек, но до создания центра, в один из вечеров задумался я над тем, а не сделать ли нам автомат с учётом имеющихся технических возможностях в этом мире, ну и людского потенциала. В голове сразу же всплыла фамилия Фёдорова и его самозарядная винтовка-автомат. После долгого изнасилования своего мозга удалось вспомнить, что сейчас уже, кажется, творят Токарев и Дегтярёв. Попросил Ширинкина узнать информацию об этих людях.
Каково же было удивление, когда выяснилось, что двадцатиоднолетний Дегтярёв Василий Александрович служит в оружейной мастерской ораниенбаумской Офицерской стрелковой школы, где я был частым гостем. Поехал знакомиться с тем человеком, который в моём мире создал ПТРД – противотанковое ружьё, ДП-27 – пулемёт Дегтярева пехотный, крупнокалиберный пулемёт, тот самый ДШК-38 и знаменитые пистолет-пулемёт ППД различных модификаций и ручной пулемёт РПД-43, ротный пулемёт РП-46, авиационные и танковый пулемёты. Стал Героем социалистического труда и получил четыре сталинских премии.
Познакомились. Немного пообщался, отметив для себя приличные знания и навыки по оружейному делу. Начальник школы подполковник Филатов Николай Михайлович в личной со мной беседе отметил «золотые руки» слесаря-оружейника, из-за чего молодому солдату доверяют ремонт даже пулемётов. Он же с иронией рассказал, что пришло письмо от капитана запаса Чемерзина с предложением испытать на полигоне школы панцирь для солдат, который не берёт пуля. Николай Михайлович посмеялся, а я взял на заметку. И уже через несколько дней беседовал с изобретателем бронежилета в этом мире.
Авенир Авенирович оказался фанатиком от науки, но с практическим уклоном. Окончив математический факультет и Михайловское инженерное училище, он преподавал математику, занимался химией, и ряд опытов натолкнул его на мысль об изготовлении панцирей или кирас из особо прочной легированной стали, которые могли бы держать пули и осколки. Используя хром, никель, платину, серебро, иридий, ванадий и многие другие металлы и добавки, Чемерзин создал сплав, который, по его словам, крепче стали в три с половиной раза и в два раза легче. В результате миллиметровую пластину из его сплава пули из различных револьверов не пробивала с трёх шагов.