Контрудар (Роман, повести, рассказы)
Шрифт:
— Вон впереди, — переменил тему Полтавчук, — у высоты 9,3, где собралось начальство, нам развертываться. Проеду вперед…
Заяц, выскочив из-за кочки, перебежал дорогу и бросился через степь к Сивашу.
— Вот тебе и на! — воскликнул Полтавчук.
— Что? К неудаче? — иронически усмехнулся Боровой.
— Наоборот, товарищ комиссар. Позапрошлой весной один косоглазый русак спас мне жизнь.
— Интересно! — воскликнул Алексей.
— Сцапали меня на нашем руднике каратели полковника Кантакузена. Всыпали шомполов, а потом привязали к хвосту полковничьей лошади. Через
— Бывают же чудеса! — воскликнул Булат.
— Кстати, Захар Захарович, — сказал Боровой, — имейте в виду: очевидно, сегодня наш последний бой здесь, в Таврии, и наша бригада как третья отдельная существует тоже последний день. Мы вливаемся в Червонное казачество. Под командой боевого начдива Примакова отправимся походом на запад против обнаглевшей шляхты…
— Вот как? Это здорово! Значит, нынче мы должны в честь Ленина и в честь новых товарищей дать врангелевцам жару, — отозвался Полтавчук и пришпорил коня.
49
Вправо, далеко за Преображенкой, показалось уходящее вдаль Черное море. Влево, в низине, застыл мертвый Сиваш. Над степью, освещенные ярким солнцем, неслись клочья сгущенного воздуха. Казалось, что над землей плывут светло-голубые полоски неба. Такое чудесное явление природы всадники Донецкого полка видели впервые.
То тут, то там передвигались по степи торопливые колонки пехоты. Позади высоты 9,3 на огневых позициях раскинулись десятки батарей.
Вдали, у большака, уходившего к Скадовску, трещали пулеметы, гремела артиллерийская канонада.
Червонные казаки вели бой с новым врангелевским десантом.
Ночью, лицом к лицу, замерли два ощетинившихся лагеря. Сегодня утром они снова схватились, чтобы после ожесточенного боя решить вопрос: кто кого.
Фронт разметался от воды до воды. В центре его находилась испытанная в боях дивизия латышей Калнина. Вправо от нее, под командованием Роберта Эйдемана, 46-я дивизия, приняв под свои знамена, после подписания мирного договора с Эстонией — первого договора Советской республики с соседними буржуазными странами, — эстонские полки Красной Армии. Левее латышей действовала 3-я стрелковая дивизия Козицкого. И все же этих сил, штурмовавших в апрельские дни 1920 года твердыни Перекопа, оказалось недостаточно, чтобы сокрушить белогвардейское гнездо Врангеля.
Во всех точках пятикилометрового тесного фронта шло кровавое единоборство за Перекоп. Слева, со стороны Чонгара, доносился глухой гул двенадцатидюймовых крепостных орудий, защищавших подступы к Чонгарскому мосту и Тюп-Джанкою. Там дрались полки 42-й дивизии, снятой недавно с трудового фронта.
Стремясь поддержать офицерский десант, Врангель двинул к фронту, помимо пехотных сил, дивизию донских казаков генерала Морозова и горскую дивизию генерала Улагая. Самолеты белогвардейцев то и дело бомбили полки Примакова и Полтавчука.
Примыкая к Сивашу, реденькой цепочкой маячили, наблюдая левый фланг всего фронта, всадники второго эскадрона «драгун».
Поднявшееся
Дындик, привьючив свой английский мундир к передней луке, в одной тельняшке гарцевал далеко впереди эскадрона. Прильнув к биноклю, он сразу обнаружил что-то неладное там, где, ответвляясь от старинного Турецкого вала, сворачивал в степь пологий овраг.
— По ко-ня-ам, по ко-ня-ам! — исступленно воззвал он к всадникам, спасавшимся от невыносимого зноя за телами своих лошадей.
Из оврага, царапаясь по его склонам, высунулась голова кавалерийской колонны. Степь вмиг ожила от глухого топота конских копыт.
Высоко над разомкнутым строем конницы развевались яркие знамена и белые флюгера. Особый конногвардейский полк Врангеля, укомплектованный немецкими колонистами Таврии, наступал тремя эшелонами.
Дындик понимал, что сейчас же нужно отходить вскачь, если только он хочет спасти эскадрон. Но каждый раз, когда к кончику языка подкатывалась команда «налево, кругом, марш», он вспоминал стремительные цепи латышей, наступавших во весь рост от высоты 9,3, и приказ командира полка — «стоять насмерть, но фланга не обнажать».
Врангелевские батареи, расположенные за Турецким валом, поддерживая атаку конногвардейцев, перенесли огонь на участок, занятый эскадроном Дындика. На радость сытому воронью распростерлись в степи свежие конские трупы.
С утра еще высланные в дозор, скакали песчаным берегом Сиваша Кнафт и Штольц. После расформирования парусовского штаба их определили во второй эскадрон. Николай Штольц, привязавшись к Дындику, не захотел ехать с отчимом в Александровск.
Преследуемые врангелевцами дозорные, отчаянно нахлестывая лошадей, удирали к своим.
Врангелевцы-колонисты орали во всю мощь своих глоток:
— Большефи-и-ик!
— Сдафай-й-йсь!
— Скорее, Мика, скорее, — оборачиваясь на полном скаку, Кнафт подгонял подростка.
Запаленный конь Штольца Воробей, ходивший ранее под седлом у Медуна и загнанный им во время увеселительных прогулок, тяжело дыша, все больше и больше увязал в песчаных сугробах побережья.
Наконец конь с ходившими ходуном боками круто оборвал скачку. Штольц пулей вылетел из седла. Напрягая силы, он стал на ноги и бросился догонять Кнафта. Сделав нечеловеческий скачок, ухватился за его стремя.
— Сдафайсь, большефик! — все остервенелей орали врангелевцы.
Штольц, не выпуская из рук стремени, скакал рядом с конем Кнафта. На ходу он отстегнул шашку, болтавшуюся меж ног.
Кнафт безжалостно хлестал коня по бокам, по голове, по глазам. Теряя надежду на спасение, освободил из стремени ногу и изо всей силы нанес удар по руке юноши.
Мика, потеряв опору, грохнулся оземь, вскочил и снова бросился бежать вдоль Сиваша.
Почувствовав у самого уха тяжелое дыхание коня, он закрыл глаза руками и крикнул: «Мама, маменька!» На миг ему показалось, что кусок отвалившегося солнца ожег ему мозг.