Контрудар (Роман, повести, рассказы)
Шрифт:
Вернулся в гостиную Дындик.
— Цепляйте погоны, — скомандовал Алексей, как только Ромашка кончил переводить записку старухи. Разведчикам полка не раз для обмана врага приходилось прибегать к такой маскировке.
Командиры, выполнив приказ Булата, вмиг преобразились.
С улицы донесся грохот колес и топот копыт. Дындик бросился к окну.
— Приехали молодые! Готовьтесь, — шепнул он своим товарищам. — Невеста спускается с фаэтона… шлепает сюда… жених дает распоряжение черкесам… смеется, — видать, из веселых… И я бы веселился
Широко распахнулась дверь. На пороге, в белой суконной, плотно облегающей черкеске с золотыми газырями, с серебряным кинжалом на узком кавказском пояске и крохотным браунингом на боку, в роскошной фате, остановилась румяная от мороза и счастья молодая женщина. Своим дерзким, спесивым взглядом обвела зал, нежданных гостей, повернулась к сестре.
— Qu’est ce que c’est? Что за люди, Нора?
— Не видишь, гости! — опустила глаза Элеонора. Затем вдруг выпрямилась и, набравшись решимости, выпалила: — Разве ты не расшифруешь, Натали, этот маскарад? Им так же к лицу погоны, как свинье янтарная брошь…
Новобрачная сделала было шаг назад, но Алексей преградил ей дорогу.
— Что, Натали, — раздался голос Ромашки, — вас можно поздравить? Вы есаульша? И кажется, ханша к тому же. Ваш муж и есть, верно, хан Ибрагим-бек Арсланов?
Наталья, всмотревшись в командира эскадрона, ахнула.
— Юрий! Вот где я вас встретила? Засаду на женщин устраиваете? Где ваша дворянская честь? Продались большевикам!
— Если б я продался, то и у меня был бы такой фаэтон, как у вашего есаула, такие ковры, которыми укрыты ваши выездные кони. Это что? Из Воронежа или харьковские? А я ведь тоже командую, как ваш есаул, эскадроном.
— Лучше стать ханшей, чем невенчанной забавой красного комиссара. Привет вам от вашей святоши Виктории, — злорадно зашипела невеста, — ее комиссара в Мармыжах зарубили, а она пошла по рукам…
На пороге противоположных дверей появилась старая помещица, стала унимать дочь:
— Прекрати, Натали, безумная!
Алексей достал из сумки блокнот князя Алицина. Поднес его к глазам разъяренной Натали.
— Узнаете? Вы, видать, не осчастливили своего сиятельного женишка безупречной святостью!
— Отдайте! — крикнула невеста, пытаясь вырвать из рук Алексея блокнот.
— Мы с вами старые знакомые, — многозначительно улыбнулся Алексей. — Вы еще в Киеве, в институте благородных девиц, морщили нос от запаха плебейского пота. Это было тогда, когда Глеб Андреевич, вместо снарядов для русских пушек, привез вам из Америки тряпки, а институту — концертный «Стенвей».
— Идет, идет! — крикнул Дындик. — Сам идет сюда. Надел папаху с волчьим хвостом.
— Эх, мама, — бросила упрек ханша старой помещице, — послушались вас! Сказала ведь я, что нас в Воронеже окрутил мусульманский поп, а вам надо было обязательно христианским обрядом. Вот и повенчались…
В зал, широко раскрыв дверь, порывисто влетел радостный, возбужденный есаул. Высокого роста, плечистый, в красной
— Руки вверх!
Дындик не оставлял своего поста, наблюдая за черкесами, а Ромашка, пораженный известиями Натали, сам не свой, дрожащими руками вытягивал револьвер из кобуры.
— Что? Собака! Шайтан! — Есаул бешено завертел глазами. — Р-резить будем. Ты мужчина, да, джигит, говори? Если баба, то стреляй в бабу. — И, сделав ловкий скачок, схватил на руки бледную от страха жену.
Арсланов, одним прыжком очутившись в дверях, не целясь, выстрелил. Пуля, пролетев над ухом Алексея, угодила старухе в живот. Среди общего крика и суматохи, поднявшейся в гостиной, хан выскочил из дома и, лавируя между белыми колоннами подъезда, кинулся к подседланному коню. Бросив ханшу на переднюю луку, ловко взлетел в седло.
Судорожно, одной рукой прижимая к себе полумертвую Натали, гикнув, кинулся к воротам. Но там уже ждали его. Дружный залп из винтовок поверх головы заставил хана повернуть. Сделав крутой вольт, устремился внутрь двора, снова повернул, ударил скакуна плетью и вместе с ним взвился над высокой каменной оградой. В это время пуля, пущенная Сливой, поразила отчаянного всадника как раз в тот момент, когда он словно на миг повис над забором. Рука есаула разжалась, и Натали, угодив виском о выступ ограды, упала в глубокий снежный намет.
Полусотня Арсланова, как только заметила выскочивших из-за амбара спешенных бойцов, с диким воем «алла, алла» бросилась врассыпную, оставив на территории усадьбы несколько убитых и раненых.
Шкуровцы, еще с утра опасавшиеся справедливого гнева аллаха, ждали чего-то страшного. И это страшное пришло.
Обо всем этом рассказал сразу же протрезвевший горбоносый повар. Во время похорон он, копая яму в помещичьем саду, изрек:
— Аллах все видит, все знает. Аллах не любит шутка. Аллах своя человек все позволял. Хочешь водка, пей потихоньку водка. Хочешь русский мадам, бери русский мадам. Хочешь от нее маленький баранчук, сделай ей баранчук. Все аллах позволял, только одно аллах не позволял. Аллах не позволял ходить в русский мечеть. Аллах, да, покарал нашего юзбаши — не ходы русский мечеть, не слушай русский мулла.
Крестьяне, хоронившие старую помещицу и Натали, вырыли для них могилу, собираясь положить туда и есаула. Но носатый шкуровец, взявшись за лопату, категорически заявил:
— Класть юзбаши с бабой в одна яма — не могу. Я буду отвечай на Магомет!
Дындик у подъезда барского дома выстраивал пленных. Бойцы разоружали их. Повар Арсланова свалил в общую кучу три винтовки.
— Чьи? — спросил моряк.
— Мои! — гордо ответил шкуровец.
— Ты же жарил шашлык есаулу, зачем тебе на кухне столько оружия? — поинтересовался Слива.