Конвой
Шрифт:
— Какая трагедия, какая ужасная трагедия, — произнесла наконец миссис Джексон, делая слабую попытку успокоить свою собеседницу. — Он, должно быть, был очень особенным человеком.
— Да. Он был таким, — постаралась Мелисса справиться со своим горем. — Я люблю его. — Она показала на окружающих
— Да. Но он так же и неплохой пловец, — раздался чей-то голос за их спинами.
По ошеломленному, недоверчивому, осветившемуся радостью лицу Мелиссы старая женщина поняла, кто это был. Должен быть. Она едва успела взглянуть на высокого, хорошо сложенного мужчину, одна рука которого была забинтована и держалась на перевязи, а лицо было скрыто огромным сомбреро, как Мелисса обернулась, выпуская из рук камеру. Это была одна из самых счастливых встреч, которые миссис Джексон когда либо видела за всю свою жизнь. Мелисса разрыдалась еще сильнеё, но теперь это были слезы радости. Временами всхлипывания переходили в смех, а потом в бессвязное бормотание, которое могли понять только сами влюбленные.
Фигура мужчины, одетого будто в маскарадный костюм, привлекла внимание человека на противоположной стороне улицы. Черт возьми, так оно и есть! Лайл следовал за Меллисой по всему Альбукерке в течение трех дней, ожидая нечто подобное. Если раньше в его голову закрадывались подозрения, то сейчас коп выглядел так, будто наконец вытянул счастливый билетик. Конечно, он не мог быть уверен на все сто, потому что лицо скрывала эта огромная шляпа, но по тому, как женщина бросилась ему на шею, Лайл сделал определенные выводы. Последние
Но сейчас, в этом месте, он ничего не мог сделать. Если толпа хотя бы заподозрит, кто скрывается за этим маскарадом, Лайл точно знал — его самого разорвут на куски, чтобы отметить радостное событие. Но теперь уже неважно, когда именно — сегодня, завтра или на следующий день. Он умеё т терпеливо ждать. Ненависть помогает ему в этом.
Когда двое влюбленных радостно смешались с толпой, старая миссис Джексон направилась домой. её шаги отличались теперь легкостью, какой она не чувствовала в течение последних лет. Она улыбалась сама себе. Возможно, есть что-то по-настоящему загадочное и волшебное в этой штуке, которая называется жизнью. Женщина чувствовала себя так, будто всегда знала это.
Она миновала телерепортера, которого просто невозможно было не узнать. Дэйв Рэймонд готовил свой последний выпуск перед тем, как занять новую должность в центральной телекомпании Нью-Йорка.
«…но когда мы скорбим по ушедшему от нас Резиновому Утенку, во всей этой истории просматривается счастливая ирония судьбы», — серьезно говорил репортер в миникамеру. — «Сотни тракеров собрались здесь, сегодня, чтобы почтить память своего предводителя такой траурной процессией, какую наша страна редко может видеть, если вообще когда-нибудь видела».
Он посмотрел на опустевшую улицу, будто заподозрив что-то. Вдалеке затихал шум работающих двигателей. Это последние участники процессии выезжали из города.
«Утенка уже нет с нами, — задумчиво заключил Рэймонд в камеру, — но здесь, на его похоронах, Конвой продолжает жить».