Координатор
Шрифт:
На следующие три дня нашу эскадрилью направили на сопровождение бомбардировщиков. Какие из «Чаек» защитники? Вылетали звеньями, делая по два-три вылета за день. Причём и это считалось много, на военные рельсы полк ещё не перешёл, когда за день самолёты совершали пять-шесть вылетов. Именно на сопровождении «СБ» наша эскадрилья начала нести потери. Даже тот самолёт, который подбили во время второй штурмовки моторизованной колонны противника, вернули в строй. А тут одно звено полностью не вернулось с сопровождения, там и Степан был, потом у первого звена потеря, сбили ведомого. Вот и мы летали, боёв с истребителями противника два провели, не пытаясь сбить, главное не дать им добраться до наших бомбардировщиков. Я всегда брал на вылет «эрэсы», и дважды использовал их, один раз помогал бомбардировщикам, штурмовал переправу, по зениткам отработал, облегчив нашим работу, во второй раз по колонне на дороге, что удачно
А после посадки, нас даже из кабин вытащили, столько ошеломляющих успехов нашим лётчикам видеть ещё не доводилось. Правда, настроение мне испортили слегка. Учётную карточку лётчика-истребителя мне в штабе полка завели ещё когда мы со Степаном прибыли в часть, и вот по приказу командира полка мне внесли в неё, что я сбил сегодня над аэродром три самолёта противника, и ещё три в группе. То есть, оставшиеся три записали на нас двоих с Гуриным. С одной стороны, сбил я действительно ракетами только три, два сами разбились, пилоты запаниковали, и шестого мы совместно с напарником сбили, так что вроде всё честно, но всё равно обидно. Пять сбитых и шестой в группе в моей учётной карточке смотрелось бы лучше. Эх, ладно хоть так. Комиссар, радостный, пообещал боевой листок выпустить, показав, как можно умело ракеты использовать, и что в результате будет. Ну и к награде пообещал представить, есть за что. Кстати, на следующий день действительно вышел дивизионный боевой листок, который распределили по частям дивизии и другим полкам. Да и в газетах о нас написали. Экземпляр газеты и два боевых листка я родителям в Москву отправил, там очень хорошо было описано как мы защитили аэродром, и рисунки красивые. Истребители атакуют строи вражеских самолётов пуская ракеты. Отправил с оказией, транспортник летел в столицу, так что штурман самолёта обещал на месте отправить. Так оно быстрее будет.
А вот насчёт наград комиссар не солгал, ему нужно прославить полк, так что не знаю на какие рычаги тот давил, но нас на второй день, мы только что с вылета вернулись, вызвали в штаб дивизии, где нас обоих наградили орденами «Красной Звезды», и повысили в звании. Тот старшиной стал, а я старшим сержантом. Документы тоже получили дополненные. А так пока мы летали всё также на защиту бомбардировщиков, ряды которых редели с каждым вылетом, тут и зенитки, и истребители противника старались. Мы как могли защищали их с Гуровым, но из последнего вылета, двадцать восьмого июня, тот не вернулся. Стал жертвой двух «экспертов». В общем, работа шла тяжело. Единственный лучик радости, Степан вчера двадцать седьмого вернулся в полк. Кроме него ещё два лётчика. А после того как бомбардировка была соврана, немцы не только Гурова сбили, но и всю пятёрку «СБ», двоих зенитчики постарались над целью, и трёх истребители, как я не пытался их защитить, даже сбил одного «мессера», но это не помогло, и от погони пришлось отрываться на виражах, где «Чайка» была на коне, по сравнению с «мессерами».
А при возвращении к аэродрому, там шла подготовка к спешной эвакуации, я заметил, как два «мессера» готовятся атаковать стоянку техники. А две «Чайки», что крутились на высоте, их просто не видели. Несмотря на то что боеприпаса к пулемётам практически не осталось, я решил атаковать, хотя бы спугну. Получилось даже лучше, чем я ожидал, очередь пулемётов прошлась по остеклённою кабины, и «мессер», не выходя из пике, врезался в землю, а его ведомый проскочив над костром на земле, стал на скорости уходить. Преследовать я не стал, патроны закончились, да и баки пустые. Парни наверху, что прошляпили атаку, дёрнулись было, но «мессер» ушёл на скорости. После посадки я зарулил к своему капониру, эх, от эскадрильи всего три машины осталось, считая мою, я заглушил двигатель и отстегнув ремни, выбираясь, сказал своему механику, Геннадьевичу:
– Заправляй и снаряжай, всё пусто, до железки отстрелялся.
– А товарищ старшина?
– Сбили Гурова. Видел купол парашюта. Надеюсь ещё вернётся. А наши бомбардировщики немцы все сбили. Засада была у моста, там зенитки были и истребители. Как свечи
Выбравшись и сняв парашют, я вытер шлемофоном мокрый от пота лоб и добавил:
– Пойду доложусь.
Моему механику помогали парни, машины которых не вернулись с боевых вылетов, что ускоряло работы, так что хлопая знакомых по плечам, сам получая, все видели сбитого «охотника», там уже тушили обломки, и так добрался до землянки, где расположился штаб. Командир полка был на месте, так что козырнув, я доложился:
– Товарищ майор, при выполнении боевого задания, были атакованы вражескими истребителями. Старшина Гуров был сбит, выбросился с парашютом. Также не удалось прикрыть бомбардировщики, над мостом произошла совместная атака зенитных частей противника и истребителей. Все пять «СБ» были сбиты. При попытке их защитить мне удалось свалить «худого», и оторваться от остальных. При возвращении, обнаружил пару «охотников», что готовились атаковать аэродром. Атаковал сам, и сбил последними патронами ведущего. Старший сержант Кузьмин, доклад закончил.
– Молодец, сержант, видели твою отчаянную атаку. Первый «мессершимит» подтвердить не сможем, сбит над территорией противника, а этот честно твой.
Дальше я сел писать рапорт, пока начштаба звонил в бомбардировочный полк, нужно сообщить что произошло с их пятью машинами. Приказ-то не выполнили, мост остался цел. Мне внесли в учётную карточку сбитого «мессера», теперь четыре лично сбитых и три в группе, и должен признаться, мой счёт самый большой в полку с начала войны. Командир полка эвакуацией занимался. Мне «Чайку» уже заправили, пробоины пока не заделали, на новом аэродроме сделают, так что я получил приказ на передислокацию, и пообедав, столовая свернулась, но нам оставили сухпай, и направился к самолёту. Там уже мой чемодан и вещмешок стояли, из землянки, с личными вещами. Это мой механик озаботился. Дальше сделали вот как. Вещи убрали в фюзеляж, и когда поступил приказ подняться в воздух, я прихватил Геннадьича, тот тщедушный, в кабине вдвоём уместились, его винтовку тоже в фюзеляж убрали, и поднявшись осторожно в воздух, полетели к следующему аэродрому. Вёл нас главный штурман полка, так что особо за окрестностями я не следил, а когда первые машины пошли на посадку на опушке у рощи, и сам совершил посадку. За то, что я механика вывез, получил изрядный втык от комполка, об этом только на месте узнали, зато тот сразу включился в работу по обслуживанию машины.
А аэродром тут не оборудован, фактически пусто, поэтому сосредоточив машины по опушке, замаскировав, стали ждать наших, что ехали по земле. Надеюсь немцы их не атакуют, а то те часто работают по дорогам. Ждать долго пришлось, два дня полётов не было, что позволило все истребители привести к идеальному состоянию. Части «БАО» прибыли ещё вчера и постепенно осваивались вокруг, рыли землянки, ставили палатки и остальное. Наконец появилось топливо и боеприпасы. Так что полк уже второго июля начал работу. В основной как штурмовики. За день я совершил три вылета, проводя штурмовку артиллерийских позиций противника, а вот третьего июля поступил приказ, сдать технику другому полку и отправится в тыл на пополнение и переформирование. Нас уже забрали от четырнадцатой САД, и передали другой дивизии.
Тут всё хорошо, я бы сам порадовался отправке в тыл, но утром третьего числа, до того как пришёл приказ, четвёрка «Чаек», с прикрытием из двух «И-16», ушла на штурмовку позиций противника. Работа уже привычная. Загружены до предела, и выполнить приказ удалось, проштурмовали штаб немецкой пехотной дивизии, при этом разрушив небольшой деревянный мост рядом, однако даже возвращаясь в полном составе, всё было не так и хорошо. По нам стреляли, и если рванные отверстия от мелкокалиберной зенитки на левом крыле моей машины, меня не сильно обеспокоили, то пулевая рана в ноге, очень сильно. Пуля от карабина вскользь задела колено, крови много, боль жуткая, однако пока был в сознании. Держа одной рукой штурвал, другой я достал бечёвку из кармана, и наложил жгут выше колена, посмотрев на время, чтобы запомнить, когда жгут был наложен, и вот так держась за колено, чтобы кровь не текла, я и управлял второй рукой самолётом. Строй я держать не мог, другие лётчики видели, как меня мотало, и понимали, что что-то произошло, поэтому старались держатся рядом со мной и прикрывать. До аэродрома я всё же дотянул, хотя от боли и кровопотери уже звёздочки перед глазами мелькали. На посадку первым пошёл я, правила такие, повреждённые самолёты садятся первыми.
Посадку помню, как самолёт катился тоже, я ещё думал, как бы мотор выключить, но не успел, сознание потерял, отметил что к моей машине бегут люди, а другие парни один за другим идут на посадку.
Очнулся я в нашем медпункте, где наш врач как раз заканчивал шину на ногу накладывать. Медсестра ему помогала.
– Очнулся герой?
– заметив, что я открыл глаза, спросил врач.
– А ты молодец, с таким ранением смог самолёт посадить.
– Пить, - попросил я.
– Аня, дай ему воды, - велел врач.