Коп из полиции нравов [Коп из полиции нравов. Шпион поневоле. Требуется секретарша. Весьма опасная игра]
Шрифт:
Честное слово, я чуть было не заплакал. Каждый раз он вытаскивал из рукава какой-нибудь аргумент и в этот раз грубо польстил мне, как торговец страховыми полисами или какой-нибудь из мелких дьяволов, торгующийся при покупке вашей души.
— Твоя заработная плата в «Интернэшнл Чартер» будет составлять 100 фунтов в неделю. Деньги переводить они будут в любой швейцарский банк, который ты назовешь. За каждый опасный рейс — а мы полагаем, что тебе придется делать примерно три таких рейса в течение двух месяцев, — ты будешь получать дополнительную оплату по скользящей шкале, грубо говоря, от четырех сотен минимум и до двух тысяч максимум. Конечно, тебе не придется беспокоиться о налогах и прочей подобной ерунде и они будут оплачивать все твои расходы на житейские нужды как дома, так и за границей.
— Кроме того, мы будем платить тебе еще 50 фунтов в неделю и 200 фунтов сверх того за каждый твой отчет. Предположим, что ты сделаешь, скажем, шесть отчетов за год и средняя сумма выплат за опасные рейсы будет составлять 800 фунтов за вылет, таким образом, получается что-то около 23 000 фунтов в год. К концу двухлетнего периода, если твоя оплата не поднимется до ожидаемого уровня, мы гарантируем, что доведем ее приблизительно до пятидесяти тысяч.
— Если я проживу так долго, — перебил я, но он не обратил внимания.
— Ты должен согласиться, что это довольно приличные деньги для такого маленького крысенка твоего возраста и твоих способностей. И в качестве дополнительного стимула к моменту окончания контракта мы выдадим тебе паспорт на любое имя с правом проживания в любой стране, какую ты выберешь, и присмотрим за тем, — он любовно погладил пальцами мое досье, — чтобы все касающиеся тебя документы были уничтожены. Это касается как нас, так и американцев. Как ты считаешь, дорогой мой, могу я быть еще честнее?
— Даже если вы удвоите плату, я все равно за это не возьмусь. Ты неправильно меня понял, ублюдок. Я не стану этого делать даже за весь национальный бюджет. Я хочу остаться в живых и быть с близкими и дорогими мне людьми.
Он подарил мне поверх очков печальную улыбку, снял их и потер красную полосу на переносице своего маленького крючковатого носа. С каждой минутой он становился все любезнее, и я весь собрался, ожидая, что вот-вот начнутся угрозы.
— О, дорогой мой Филипп, ты рассуждаешь неразумно. Боюсь, что мне придется немножко повыкручивать тебе руки. — Он открыл ящик стола, достал оттуда конверт, разрезал его с помощью золотой копии ножа гурков, лежавшей у него на столе, вытряхнул оттуда что-то себе на ладонь и перебросил по столу ко мне.
Это был небольшой кубик, составлявший по размерам примерно две трети спичечного коробка, и, будь вы невежественным и невинным новичком, эта штука могла напомнить вам кубик говяжьего бульона. Складывалось впечатление, что кто-то старался отщепить кусочки с одного конца кубика с помощью лезвия бритвы, и там заметно было, что материал представляет из себя плотную смолу с песком. Однако я знал, что это кубик гашиша стоимостью 6 фунтов, и я узнал его, потому что сам купил два дня тому назад и именно я пытался отщепить кусочки лезвием бритвы. Кусочек для меня и Вероники и кусочек стоимостью примерно фунт стерлингов, который я собирался перепродать моей маленькой сестренке Валерии. Теперь я знал, в чем будет состоять угроза, и знал, что буду работать на этого человека. Я сидел, глядя на этот маленький кусочек гашиша, и кусал губы от расстройства.
Курение гашиша было тем маленьким грехом, который я подцепил в университете и который в конце концов превратился в порочную практику, когда распаленные любовники бросали друг другу кусочки ЛСД. Я курил гашиш, потому что в отличие от алкоголя он давал мягкие галлюцинации и наутро не приходилось просыпаться с тяжелым чувством похмелья. Это был не наркотик, но я не знал, приведет ли он или нет к роковому пристрастию. Я еще никогда не пытался вводить наркотики с помощью подкожных впрыскиваний. Думаю, что вероятность этого примерно равна вероятности того, что первый невинный стаканчик хереса с острова Кипр приведет человека к тому, что тот будет пить под мостом Ватерлоо денатурат прямо из горлышка.
В любом случае, к гашишу, как и к выпивке, следует прибегать не слишком часто, не злоупотреблять и не начинать в слишком юном возрасте. Конечно, если вы не предпочитаете проводить всю жизнь под воздействием анаболиков. Но при всех трудностях моего существования, усиленных такой бюрократической акулой, как этот Квин, мне необходимо было немедленно куда-то исчезнуть, и дымные колечки, поднимавшиеся в моем сознании, были местом не хуже любого другого.
Я твердо ограничивался «мягкими наркотиками», так как не хотел, чтобы вся моя жизнь зависела от них, и не собирался впадать в младенчество. Но так как употреблять, владеть или продавать их в Соединенном королевстве было запрещено, этот сатрап получил возможность держать меня за глотку так же крепко, словно это была государственная измена или крупномасштабное вымогательство.
Его парни должны были с микроскопом обшарить всю мою квартиру, чтобы найти этот кусочек. Я всегда очень осторожен при покупке. Я не позволяю своим друзьям — торговцам наркотиками заходить в квартиру. Обычно я иду к ним сам и тщательно проверяю, не следит ли кто за мной по дороге туда или обратно. Ищейки Руперта, видимо, искали в моей квартире что-то другое и случайно наткнулись на этот кубик. Я буквально видел, как он ликовал, когда ему принесли эту штуку.
— Ну, — весело продолжил он, — лично я не имею ничего против людей, которые курят эту гадость. Я знаю, что это почти так же безопасно, как и обычные амфетамины. Что это доставляет приятное ощущение к что это достаточно дешевое удовольствие. Но и ты и я знаем, что стоящие на страже порядка британские полицейские придерживаются на этот счет другого мнения. Они, эти бедные старомодные викторианцы, считают, что отсюда всего только шаг до проституции и человекоубийства. Когда им удается поймать кого-нибудь, кто вроде тебя, мой дорогой, курит эту гадость, они его готовы в порошок стереть. А если им удастся застукать тебя за продажей зелья, становятся совершенно непереносимы. А у моих ребят теперь есть подписанные показания, полученные после усиленного нажима и коварных угроз от некоей Валерии Августы Макальпин, о том, что ты продал ей кусочек этого симпатичного кубика из Рангуна всего за один фунт стерлингов.
— Это не из Рангуна, а из Марокко, — сказал я; невелика победа, но после того, как вас предаст собственная сестра, чего еще можно ожидать.
— Не нужно уклоняться от сути дела, мой милый. Теперь стоит нам сказать только слово, и ордер на арест тебе гарантирован. И еще несколько слов, которые мы можем шепнуть на ушко старому судье, и ты загремишь. Я знаю, что обычно за торговлю гашишем дают три года тюрьмы, но мы постараемся, чтобы ты получил пять. И тебе не удастся отделаться по мелочам, проведя это время, подобно остальным, в какой-нибудь домашней комфортабельной «открытой» ссылке, сидя за рулем трактора или глядя телевизор. Тебе придется отсидеть в Муре, мой дорогой, или в новой симпатичной тюрьме, которую они построили на острове Уайт и где держат предателей, которых постоянно ловит служба С16. Так что подумай, дорогой. Присоединяйся к нам — и будешь зарабатывать 25 тысяч в год, или решайся гнить в вонючей камере и пять лет дробить камни на каменоломне.
Думаю, вы согласитесь с тем, что у меня был только один выход. Я видел парней, которые отсидели пять лет. Они стали какими-то серыми, и взгляд у них потух. Даже риск продырявить свою шкуру казался меньшим злом для такого любителя свободы, как я.
— Где нужно подписать, начальник?.
— Прекрасно, я знал, что ты поступишь разумно. Просто поставь свой крестик вот на этой маленькой бумажке. — Он достал из стола листок все той же розовой бумаги и протянул мне. Я тщательно и медленно прочел его, чтобы убедиться, что не подписываю свой собственный смертный приговор. Это был контракт сроком на два года, все выглядело вполне законно, вот только этот маленький документ утверждал, что если я задумаю предать их, то они получают карт-бланш поступить со мной по своему усмотрению. Это было столь же близко к смертному приговору, как расписка в том, что вы не король.