Коп из полиции нравов [Коп из полиции нравов. Шпион поневоле. Требуется секретарша. Весьма опасная игра]
Шрифт:
Но она продолжала рыдать, пока наконец моим очень грязным носовым платком не вытерла глаза и нос.
— Из этого ничего не получится, Филипп, от таких людей, как Квин, никуда не денешься.
В глубине души я был согласен с нею: скрываться всю жизнь — удовольствие сомнительное. Поэтому мы сели в тени под крылом «Чессны» и прикончили бутылку Брентриджа. Когда мы почти добрались до донышка, я почувствовал, что что-то мне мешает в кармане джинсов, и вытащил значок, который подобрал в траве. Он имел форму щита цвета оружейной стали, на котором на черном фоне были нанесены белые рунические знаки «SS» [11] .
11
Стилизованные изображения молний, являвшиеся непременным элементом формы СС.
— Это старый символ войск СС? — спросила она.
Я кивнул.
— Да. Они обычно называли это рунами СС. Думаю, значок принадлежал Детману. Знаки смерти.
Когда наконец Руперт Квин вскарабкался наверх, я передал ему чемоданчик, который нашел там, где и оставлял. Он буквально побелел, услышав, что произошло. Руперт обследовал развалины хижины, и мне показалось, что он расстроен гибелью Брентриджа. Подозреваю, главным образом из-за того, что придется объяснять это кому-то из вышестоящего начальства. Зато он был очень доволен, узнав о смерти Детмана, и заявил, что тот получил по заслугам. Такая реакция заставила меня подумать, что все это время у него могли быть совсем другие планы. В чемоданчик он буквально вцепился и тут же передал его на хранение одному из морских офицеров, сошедшему вместе с ним на берег.
Командир корабля, присутствовавший при моем докладе, бродил вокруг развалин, ковыряясь в них носком башмака и поглядывая на меня с нескрываемым смущением. Никто не потрудился рассказать ему о «Дыхании Сказочного Дракона».
В конце концов мы с Вероникой и Квином взлетели и направились на Кипр. Руперт сказал, что «Интернэшнл Чартер» там получит обратно свой самолет, но далее распространяться не стал. В тот же вечер семичасовым рейсом компании ВЕА мы направились в Лондон. Довольно здорово набравшись, большую часть пути мы с Вероникой проспали, завернувшись в пледы.
Моряки остались на острове, чтобы разобрать развалины и убедиться, что все тела, или, по крайней мере, куски тел, достаточные для опознания, там находятся. Мне не хотелось больше об этом думать, но уже одно то, что этим пришлось заняться капризному морскому офицеру, доставляло удовольствие.
В квартире у меня стоял собачий холод, поскольку больше шести месяцев там никто не жил. В холле на столе накопилось множество корреспонденции, которую я свалил в кухне. Поклонницы могут подождать до завтра. Мы подогрели перед электрическим камином пару простыней и быстро завалились спать. Руперт сказал, что хочет видеть нас обоих примерно через неделю. До той поры мы были так же свободны, как и любой сотрудник разведслужбы.
14. Финал
К тому времени, когда наше такси выехало на Оксфорд-стрит, дождь пошел сильнее, и освещенные витрины казались желтовато-серыми, словно покрытыми пылью. Час пик уже миновал, — немногие запоздавшие теснились в дверях магазинов в ожидании своих автобусов; иногда кто-нибудь из них выскакивал под дождь, прикрывая голову вечерней газетой. Англичане никогда не научатся себя вести. Они думают, что если на календаре лето, то можно выходить из дома без плаща. Я щелчком выбросил сигарету в открытое окно и проследил, как она, рассыпая искры, отскочила от крыши соседней малолитражки. Из-за дождя движение на улице застыло одной большой слипшейся массой автомобилей, шуршавшей стеклоочистителями по залитым дождем ветровым стеклам.
— Я бы хотела вернуться на Датос, — сказала Вероника.
На ней было ее последнее приобретение, купленное в бутике на Кингз Роуд — улице, представлявшей собой смесь восточного базара и площадки для схваток регбистов. Платье было очень коротким, разрисованным синими и желтыми цветочками. Слева на платье над грудью, почти открытой большим вырезом, было изображено яркое розовое сердце. Днем Вероника сделала себе прическу, но все равно сейчас черные волосы лежали беспорядочной копной, а ноги загорели до такой степени, что она перестала надевать чулки. Короче говоря, Вероника была настолько обнажена, насколько это было возможно в наши дни без опасения быть задержанной за оскорбление общественной морали.
— Я тоже. Англия — страна, которую лучше воображать, чем видеть наяву. Представлять, какая она зеленая и нежная. Какая свежая и манящая — после странствий в знойных тропиках. Но не стоит возвращаться сюда, чтобы проверить верность ваших грез.
Теперь наше такси ползло по Парк Лейн, а малолитражки крутились вокруг, выписывая опасные виражи, словно барракуды, дразнящие акулу. Мы ехали на встречу с Рупертом Генри Квином, нашим общим казначеем. Он вызвал нас не в офис, а к себе. Загадочная записка гласила:
«Ужин. 7.15 вечера. Четверг. Одежда на ваше усмотрение».
Далее следовал его адрес в Белгрэйвии.
— Возможно, он пригласил нас к себе домой потому, что там приводит в исполнение приговоры, — угрюмо буркнул я. — Ему приходится объясняться в министерстве, если испачкать кровью ковер в офисе.
— Ты выберешь нож или веревку? — ехидно спросила Вероника.
«На свое усмотрение» я надел чисто выстиранные белые джинсы и очень тонкий светло-желтый джемпер с вырезом, максимально открывавшим загорелую грудь. Хотелось заставить Руперта как можно острее ощутить мое физическое превосходство.
— Может быть, — сказала Вероника, с грустью посмотрев на «Плейбой Клаб», где порою подрабатывал кое-кто из ее друзей, — он просто хочет оказать нам любезность. Говорят, его жена просто куколка.
— Священная корова. Ты никогда не говорила мне, что он женат. Замуж за него пойдет только умственно отсталая женщина.
Я действительно считал, что, будь я девушкой, я бы предпочел скорее Мартина Бормана, чем Руперта Квина. Такси ползком обогнуло Гайд-парк и потащилось по направлению к вокзалу Виктории. Попетляв по тихим закоулкам, где даже выхлопные газы пахли деньгами, наш водитель, наконец, нашел нужную улицу и остановился напротив дома под номером конечно же 13. Входная дверь из тикового дерева, обитая гвоздями и отлакированная, была девственно белого цвета, а над ней висел старый корабельный колокол. Очко в пользу Руперта за этот колокол. Бог знает, где он его достал, но выбито на колоколе было «Титаник».
Забавно. Я нажал кнопку звонка, и мы, сутулясь под дождем, стали ждать, что будет дальше.
Женщина, открывшая дверь, пригласила нас внутрь. В первое мгновение я подумал, что это, видимо, его любовница, но мои заблуждения на сей счет быстро развеялись, когда она произнесла:
— Вы, должно быть, Филипп и Вероника. Привет. Я — Сью, жена Руперта.
Мы последовали за ней в гостиную, и по пути я вопросительно покосился на Веронику. Первое, что задело меня в этой Сью, был ее возраст — не больше 24, а старине Руперту давно перевалило за сорок. Распутный ублюдок. У нее были длинные каштановые волосы такого оттенка, который, как обычно говорят, мастерски передавал на своих полотнах Тициан. Фигура достаточно нескладная, но приятно выпуклая в нужных местах. Кто-то когда-то не слишком деликатно обошелся с ее носом. Не то, чтобы он был сломан, но выглядел не совсем прямым. У нее были серые, сияющие радостью глаза. Чисто физически создавалось впечатление, что они с Рупертом вполне могли по утрам оттачивать друг на друге приемы дзюдо. Но в ней было еще кое-что. Она была по-настоящему сексуальна. Не просто внешне, как бывает с привлекательными женщинами, выставляющими свою чувственность напоказ, — она была заряжена сексуальностью. Стоя рядом с этой куколкой казалось, будто вы стоите возле электродвигателя, ощущая, как вас пронизывает вибрация.