Шрифт:
Весна действует на всех, даже на копов. Вновь капитан Дон Флеммер ощутил знакомое приятное волнение. Флеммер любил весну — зеленеющую травку, цветущие деревья, а больше всего — цветы. Он радовался, что служит в сельской местности, а не в большом городе, и потому петуньи у полицейского участка Хейливилла высаживал сам.
Но, когда наступил июль, всем стало ясно, что в этом году с капитаном Флеммером что-то произошло. Он все время хмурился, на петуньи и не смотрел, много времени проводил в кабинете. Его друзья тревожились, но причина столь странного поведения капитана не составляла для них тайны:
Именно любовь к цветам сблизила их. Миссис Маквей и ее муж поселились в маленьком двухэтажном домике на Арден-роуд, и женщина занялась заросшим палисадом. Казалось, тот преобразился в мгновение ока. И откуда только взялись алые розы, розовые гортензии, анютины глазки, пионы, фиалки и колокольчики. А петуньи, еще более роскошные, чем у капитана, заполнили террасу.
Как-то днем капитан остановил машину и, покраснев как помидор, подошел к забору, где миссис Маквей разбиралась с плющом. Флеммер в свои сорок с небольшим так и остался холостяком, поэтому с женщинами чувствовал себя не в своей тарелке. Миссис Маквей была на несколько лет его младше. Ее отличала излишняя худоба, зато улыбка у нее была теплой, как солнечный свет.
— Я просто хотел сказать, что у вас самый красивый сад во всем Хейливилле, — выпалил капитан и насупился, будто собрался ее арестовать. А потом развернулся и зашагал к машине.
Такой подход обычно не способствует зарождению дружбы, но она таки зародилась. По меньшей мере раз в неделю капитан сворачивал на подъездную дорожку у дома Маквеев, а миссис Маквей улыбками, чаем со льдом, свежеиспеченными булочками показывала, что рада его визитам.
Когда же капитан впервые встретил мистера Маквея, тот ему не понравился. Рот у мистера Маквея постоянно кривился, словно он непрерывно сосал лимон. А когда капитан Флеммер заговорил с ним о цветах, Маквей скорчил презрительную гримасу.
— Джо безразличен к саду, — пояснила миссис Маквей. — Но он знает, как дорог этот сад мне, учитывая, что он много времени проводит в разъездах.
Разумеется, никакого романа не было. Это все знали, даже городские сплетницы. Флеммер был копом, а копы стараются избегать порочащих связей. Да и миссис Маквей, мягко говоря, не тянула на роль любовницы.
Поэтому по их поводу в Хейливилле не сплетничали, в них не тыкали пальцем, не смеялись за их спинами. Так миссис Маквей и капитан Флеммер и встречались неделя за неделей у всех на глазах. Но он влюбился в нее еще до наступления осени. И она полюбила его. Правда, этой темы они никогда не касались.
Зато она говорила о своем муже. Мало-помалу она научилась доверять Флеммеру и поделилась с ним своими тревогами.
— Мне кажется, Джо болен. Но не той болезнью, что может определить обычный врач. В нем так много злобы. В молодости он так много ожидал от жизни и так мало получил.
— Не так уж и мало, — возразил Флеммер.
— Он терпеть не может возвращаться из своих поездок домой. Разумеется, не говорит этого, но я знаю. И ему не терпится уехать вновь.
— Вы думаете, у него… — невысказанный вопрос бросил Флеммера в краску.
— Я его ни в чем не обвиняю, — ответила миссис Маквей. — Никогда ни о чем не спрашиваю. Он ненавидит расспросы. Но иногда… Я немного
С террасы Флеммер смотрел на куст розовой гортензии и думал, какое бы он испытывал счастье, коснувшись испачканной в земле руки миссис Маквей. Но вместо этого лишь поднес ко рту чашку чая.
А 19 сентября миссис Маквей застрелили из револьвера тридцать второго калибра. Грохот ночного выстрела перебудил соседей по обе стороны дома Маквеев.
Вскоре соседи услышали крики: «На помощь! Помогите!» — и позвонили в полицию. Капитан Флеммер так и не смог простить дежурному, что тот не вызвал его. И о смерти миссис Маквей он узнал только утром.
Никто не смог догадаться об истинных чувствах капитана. Все видели перед собой лишь полицейского, стремящегося раскрыть совершенное преступление. Он допросил мистера Маквея, но никак не прокомментировал его версию событий.
— Где-то в два часа ночи Грейс проснулась и сказала, что вроде бы услышала внизу шум. Ей всегда что-нибудь слышится, поэтому я посоветовал ей не суетиться и спать дальше. Однако она не послушалась, надела кимоно и спустилась вниз. На этот раз она действительно услышала шум — в дом забрался взломщик. Должно быть, он увидел ее, испугался и выстрелил. Я сбежал вниз на выстрел и увидел, как он выскакивал за дверь.
— Как он выглядел?
— Я заметил лишь бегущие ноги.
Флеммер огляделся. В гостиной все ящики выдвинуты, их содержимое вывалено на пол — очевидное доказательство, что в доме побывал грабитель. Доказательство, которое так легко имитировать.
Конечно, следователи сделали все, что могли. Обыскали дом, прочесали прилегающую территорию, но безрезультатно. Ни подозрительных отпечатков пальцев, ни следов, ни оружия. Ни одной ниточки, которая могла бы вывести на убийцу, побывавшего в доме на Арден-роуд. Потом копы попытались найти ответы на другие вопросы. А был ли взломщик? И не Джо ли Маквей убил свою жену?
Этими вопросами прежде всего задался капитан Флеммер. И никто не знал ни о его щемящем сердце, ни о душевной боли.
Однако его расследование не принесло новых данных, которые могли бы изменить вердикт коронера: смерть от руки неизвестного преступника или преступников. Капитан не согласился с таким выводом, но не нашел доказательств своей правоты. Он-то прекрасно знал этого неизвестного преступника, не раз видел во сне его перекошенное ненавистью лицо.
Не прошло и месяца после гибели миссис Маквей, как ее муж избавился от двухэтажного дома — продал его задешево семейной паре со взрослой дочерью. Джо Маквей уехал из Хейливилла, некоторые говорили, что в Чикаго, а капитан Флеммер более не испытывал радости от прихода весны.
Но весна пришла, другого и быть не могло, и капитан, несмотря на тоску и печаль, начал замечать прелести пробуждающейся природы. Начал выезжать за город. А однажды остановил автомобиль у бывшего дома Маквеев.
Женщина, что стояла на террасе, рядом с синей гортензией, помахала ему рукой. Сердце Флеммера чуть не выпрыгнуло из груди. С губ едва не сорвалось имя Грейс, но тут до него дошло, что перед ним пухленькая девушка лет двадцати.
— Привет, — она посмотрела на патрульную машину. — Прекрасный день, не так ли?