Копи царя Соломона (сборник)
Шрифт:
– Тысяча дублонов, если наш друг будет спасен целым и невредимым, – промолвил Израэль. – О бог мой! Подумай об этом – тысяча дублонов!
Глаза секретаря инквизиции загорелись.
– Они бы мне весьма пригодились, – сказал он, – и ад еще лет десять свободно может обойтись без одного грязного еврея, но я не знаю, как это сделать. Я знаю другое: что вас всех ждет его участь. Это страшное преступление – пытаться подкупить служителя святейшей инквизиции.
Бернальдес побледнел, Израэль стал кусать ногти, но Инесса похлопала священника по плечу.
– Уж не думаешь ли ты предать нас? – спросила она своим нежным голоском. – Послушай меня, я кое-что понимаю в ядах и клянусь тебе, если ты замыслишь дурное, то не пройдет и недели, как ты в судорогах отправишься на тот свет, и никто не узнает, откуда попал к тебе яд. Или я околдую тебя – ведь я недаром прожила дюжину лет среди мавров, – у тебя распухнет голова, иссохнет тело, и ты станешь богохульствовать, не понимая, что говоришь, пока тебя с позором не поджарят на костре.
– Околдуешь меня? – отозвался отец Энрике с дрожью. – Ты уже сделала это, иначе я не был бы здесь.
– Тогда, если ты не хочешь очутиться на том свете раньше срока, – продолжала Инесса, похлопывая его нежно по плечу, – думай, думай, ищи выход, верный слуга святейшей инквизиции.
– Тысяча золотых дублонов! Тысяча дублонов! – прокаркал старый Израэль. – Но если ты не сумеешь ничего сделать, то рано или поздно, теперь или через месяц, – смерть, смерть медленная и жестокая.
Теперь отец Энрике совсем перепугался.
– Вам нечего бояться меня, – хрипло произнес он.
– Я рада, что ты наконец нас понял, друг мой, – прозвучал мягкий, насмешливый голос Инессы, которая, подобно злому духу, все время стояла позади монаха. Она опять нежно похлопала его по плечу, на этот раз обнаженным лезвием кинжала. – А теперь быстро выкладывай свой план. Становится поздно, и всем святым людям пора уже спать.
– У меня нет никакого плана. Придумай сама! – сердито ответил священник.
– Хорошо, друг мой, очень хорошо. Тогда я попрощаюсь с тобой, потому что вряд ли мы встретимся в этом мире.
– Куда ты идешь? – с беспокойством спросил он.
– Во дворец, к Морелла и к одному его другу и родственнику. Выслушай, что я тебе скажу. Я могу заслужить прощение за мое участие в свадьбе, если я смогу доказать, что некий подлый священник знал, что совершает обман. Ну а я могу доказать это – ты, надеюсь, помнишь, что дал мне расписку, – а если я сделаю это, что произойдет со священником, который вызвал ненависть испанского гранда и его знатного родственника?
– Я служитель святейшей инквизиции, никто не посмеет тронуть меня! – выкрикнул отец Энрике.
– Я думаю, что найдутся люди, которые пойдут на риск. Король, например.
Отец Энрике бессильно откинулся на спинку стула. Теперь он догадался, кого подразумевала Инесса, говоря о знатном родственнике Морелла, и понял, что попал в ловушку.
– В воскресенье утром, – заговорил он глухим шепотом, – процессия направляется по улицам к театру, где будет прочитана проповедь тем, кто должен будет идти в Квемадеро. Около восьми часов процессия ненадолго вступит на набережную, где будет мало зрителей и потому дорога там не охраняется. Если дюжина смелых молодцов, переодетых крестьянами, будет ждать там с лодкой наготове, то, может быть, они сумеют… – И отец Энрике замолк.
Тут в первый раз заговорил Питер, который до тех пор сидел молча, наблюдая за этой сценой.
– В таком случае, преподобный отец, как эти смелые парни сумеют узнать жертву, которую они ищут?
– Еретик Джон Кастелл, – ответил священник, – будет сидеть на осле, одетый в замарру [87] из овчины, с нарисованными на ней чертями и подобием пылающей головы. Все это очень хорошо нарисовано, я умею рисовать и сам делал это. Кроме того, у него у одного будет на шее веревка, по которой его можно будет узнать.
87
Замарра – балахон позора.
– Почему он будет сидеть на осле? – с яростью спросил Питер. – Потому, что вы пытали его так, что он не может ходить?
– Нет, нет! – возразил доминиканец, съежившись под этим яростным взглядом. – Его ни разу не допрашивали, ни одного поворота манкуэдры, клянусь вам, сэр рыцарь! Зачем это – ведь он открыто признал себя презренным евреем!
– Будь осторожнее в выражениях, друг мой, – прервала его Инесса, фамильярно похлопывая его по плечу, – здесь есть люди, которые придерживаются другого мнения, чем вы в вашем святом доме, но которые умеют применять манкуэдру и могут устроить неплохую дыбу при помощи доски и одного или двух воротов, какие есть в соседней комнате. Воспитывайте в себе учтивость, высокоученый священник, иначе, прежде чем покинуть это место, вы станете длиннее на целый локоть.
– Говори дальше, – приказал ему Питер.
– Кроме того, – продолжал дрожащим голосом отец Энрике, – был приказ не пытать его. Инквизиторы полагали – это было, конечно, неправильно с их стороны, – что у него есть соучастники, чьи имена он выдаст, но в приказе было сказано, что так как он долго жил в Англии и только недавно прибыл в Испанию, то у него не может быть сообщников. Так что он цел и невредим. Я слышал, что никогда ни один нераскаявшийся еврей не шел на костер в таком отличном состоянии, как бы богат и уважаем он ни был.
– Тем лучше для тебя, если ты не врешь, – заметил Питер. – Продолжай.
– Больше нечего рассказывать. Могу еще добавить, что я буду идти рядом с ним вместе с двумя стражами, и, конечно, если его вырвут у нас и под руками не окажется лодки для преследования, мы ничего не сможем сделать. Ведь мы, священники, люди мирные и можем даже разбежаться при виде грубого насилия.
– Я советую вам бежать быстро и как можно дальше, – проронил Питер. – Однако, Инесса, где гарантия, что ваш друг нас не обманет? Ведь он может провести кого угодно.
– Тысяча дублонов, тысяча дублонов, – пробормотал старик Израэль, подобно сонному попугаю.
– Он, может быть, надеется выжать еще больше из наших трупов, старик. Что вы скажете, Инесса? Вы лучше разбираетесь в этой игре. Как мы можем заставить его сдержать слово?
– Я думаю, смертью, – сказал Бернальдес, понимая, какой опасности он подвергается как компаньон и родственник Кастелла и номинальный владелец судна «Маргарет», на котором тот должен был бежать. – Мы знаем все, что он может рассказать, и, если мы отпустим его, он рано или поздно предаст нас. Убейте его, чтобы он не смог мешать нам, и сожгите его труп в печи.