Копи царя Соломона. Прекрасная Маргарет (ил. И.Кускова)
Шрифт:
Я снова посмотрел на него с недоверием. Этот человек определенно что-то знал.
– Не бойся меня, Макумазан, – сказал Амбопа в ответ на мой взгляд. – Я не рою яму, чтобы вы в нее упали. Я не замышляю ничего недоброго. Если нам когда-нибудь суждено перейти эти горы, которые находятся позади солнца, я скажу все, что знаю. Но Смерть бродит на их вершинах. Будьте мудрыми и вернитесь назад. Вернитесь, мои господа, и охотьтесь на слонов. Я сказал.
И, не говоря больше ни слова, он поднял в знак прощального приветствия свое копье, повернулся и пошел к лагерю. Когда мы пришли туда, то увидели, что он чистит ружье, как самый рядовой кафр-слуга.
– Какой странный человек! – задумался
– Более чем, – подтвердил я. – Его поведение не внушает мне доверия. Он что-то знает, но говорить не хочет. Впрочем, не стоит с ним ссориться. Нас ожидает впереди много загадочного, и наш таинственный зулус для этого как раз подходит.
На следующий день мы начали готовиться в дорогу. Тащить через пустыню наши ружья и другое снаряжение было, конечно, немыслимо. Мы рассчитали носильщиков и договорились с одним жившим поблизости кафром, чтобы он позаботился о наших вещах, собираясь захватить их на обратном пути. У меня разрывалось сердце при мысли, что мы должны оставить наши чудные ружья у этого вора. От одного вида оружия у старого прохвоста разгорелись глаза, и он не мог оторвать от него своего жадного взгляда. Поэтому мне пришлось принять некоторые меры предосторожности.
Прежде всего я зарядил все ружья, взвел курки и заявил ему, что если он до них дотронется, то они тут же выстрелят. Кафр немедленно произвел эксперимент с моей двустволкой. Раздался выстрел, и пуля пробила дыру в одном из его быков, которых в это время гнали в крааль, а сам он от отдачи ружья полетел вверх тормашками. С испугом старик вскочил на ноги и, очень расстроенный потерей быка, имел наглость потребовать с меня возмещения его стоимости. При этом он клялся, что ничто на свете не заставит его дотронуться до нашего оружия.
– Спрячь этих живых дьяволов в солому, – ворчал он, – иначе они всех нас убьют!
Зная, что старик очень суеверен, я пригрозил ему, что в случае пропажи хоть одной вещи я убью колдовством и его, и всех его родичей, а если мы погибнем в пути и он осмелится украсть наши ружья, то явлюсь к нему с того света и мой призрак будет преследовать его и днем, и ночью. Затем я сообщил негодяю, что заговорю весь его скот и он взбесится, что все молоко его коров скиснет, а самого его доведу до такого состояния, что ему не захочется жить. Кроме того, я пообещал выпустить на него из ружей сидящих там чертей, чтобы они должным образом поговорили с ним. Словом, дал ему достаточно ясно понять, какое его ждет наказание, если он не оправдает нашего доверия. После этого старый прохвост поклялся, что будет хранить наши вещи, как дух своего покойного отца.
Договорившись с кафром и освободившись таким образом от лишнего груза, мы отобрали снаряжение, необходимое для дальнейшего путешествия. Но как мы не старались взять как можно меньше вещей, все же на каждого приходилось около сорока фунтов. Вот что мы взяли:
Три винтовки системы «экспресс» и к ним двести патронов.
Две магазинные винтовки (для Амбопы и Вентфогеля) и к ним тоже двести патронов.
Три револьвера «кольт» и шестьдесят патронов.
Пять походных фляг, каждая емкостью в четыре пинты[30].
Пять одеял.
Двадцать пять фунтов билтонга – вяленого мяса.
Десять фунтов лучших бус для подарков.
Небольшую аптечку с самыми необходимыми лекарствами, в которую не забыли положить одну унцию хинина[31] и пару маленьких хирургических инструментов.
Кроме этой поклажи, мы захватили кое-какую мелочь: компас, спички, карманный фильтр, табак, небольшую лопату, бутылку бренди и, наконец, ту одежду, что на нас. Для такого опасного и рискованного путешествия
С большим трудом я уговорил трех жалких кафров из поселка пройти с нами двадцать миль, что составляло первый этап нашего путешествия. Каждый из них должен был нести большую тыквенную бутыль, в которую вмещался галлон[32] жидкости, за что я обещал им подарить по охотничьему ножу. Мы рассчитывали пополнить наш запас воды после первого ночного перехода, так как решено было тронуться в путь ночью, когда сравнительно прохладно. Кафрам я сказал, что мы отправляемся охотиться на страусов – они действительно в изобилии водились в пустыне. В ответ они что-то тараторили, пожимали плечами, уверяя, что мы сошли с ума и неминуемо умрем от жажды, что, между прочим, было действительно весьма вероятно. Но поскольку кафры страстно желали получить ножи, о которых они не смели и мечтать, – в этих диких краях ножи были большой редкостью, – они все же в конце концов согласились идти с нами первые двадцать миль, по-видимому решив, что если мы все перемрем от жажды, то это, в сущности, не их дело.
Весь следующий день мы только и делали, что спали и отдыхали. На закате солнца, плотно поужинав свежей говядиной, мы напились чаю, причем капитан Гуд с большой грустью заметил, что неизвестно, когда нам придется его пить в следующий раз. Затем, закончив последние приготовления к походу, мы снова легли и начали ждать восхода луны. Наконец, около девяти часов вечера, она появилась во всем своем великолепии. Свет ее хлынул на дикие просторы и озарил серебряным сияньем убегающую вдаль пустыню, такую же торжественную и безмолвную, как усыпанный звездами небесный свод над нами. Мы встали, но не двигались с места, словно сомневались, и медлили трогаться в путь: думаю, человеку свойственно колебаться на пороге в невозвратное. Мы – трое белых – отошли в сторону. В нескольких шагах впереди нас стоял Амбопа с ружьем за плечами и ассегаем в руке; он вглядывался вдаль, в пустыню. Вентфогель и нанятые нами кафры с бутылями в руках собрались вместе и стояли несколько позади нас.
– Господа! – сказал после небольшого молчания сэр Генри своим звучным, низким голосом. – Мы отправляемся в необыкновенное путешествие, которое вряд ли когда-либо приходилось предпринимать человеку. Едва ли оно окончится благополучно. Нас трое. И я убежден, что во всех предстоящих испытаниях, что бы с нами ни случилось, мы будем стоять друг за друга до последнего вздоха. А теперь, прежде чем тронуться в путь, вознесем краткую молитву Всемогущему, который управляет судьбами человека и с сотворения мира предопределяет его пути. Положимся же на волю Бога, и да будет Ему угодно направить наши стопы по верному пути!
Он снял шляпу и, закрыв лицо руками, минуты две молился. Мы с Гудом последовали его примеру.
Я, как и большинство охотников, не умею горячо молиться. Что касается сэра Куртиса, то полагаю, что в глубине души он очень религиозный человек, хотя мне и не приходилось более слышать от него подобных речей, за исключением еще одного раза. Капитан Гуд тоже весьма набожен, хотя и любит чертыхаться. Помимо еще одного случая, не припомню, чтобы он так искренно молился. После молитвы у меня стало легче на душе. Наше будущее было совершенно неизвестно, но все неведомое и страшное всегда приближает человека к его Творцу.