Копия моего мужа
Шрифт:
Ирина наводит панику. Поднимает на уши весь дом, относит мои вещи в багажник автомобиля. Просит не волноваться, а сама волнуется не меньше меня, хотя рожать-то не ей. Она ищет мобильный, чтобы сообщить Тахирову о приближающихся родах, но я перехватываю её руку и прошу не тревожить Рустама Ильдаровича. Он не обязан присутствовать у меня на родах. Он вообще этого видеть не должен.
— Тогда я звоню Виктории Леонидовне, — строго сообщает она. — Мне сказали поставить в известие начальство.
— Уж лучше Тахирову, — кривлюсь
На улице идёт тихий моросящий дождь. Я кутаюсь в куртку и слегка улыбаюсь, когда оказываюсь в автомобиле. Глубоко дышу, глажу живот и прошу малыша потерпеть — скоро мы встретимся и отныне всегда будем вместе. Закрываю глаза под шум мотора и визуализирую ребёнка. Это определенно будет девочка. Чёрненькая, с такими же волосами как у Тимура. Только глаза у неё будут мои — голубые. И нос пуговкой. Смешной, какой был у меня в детстве.
К роддому мы приезжаем достаточно быстро. Амбал помогает дотащить мои вещи до приемного покоя и взглянув напоследок в мою сторону искреннее желает удачи.
— Спасибо, ам… Как тебя зовут-то? — спрашиваю, прищурившись.
— Миша, — чешет затылок амбал.
Это имя ему невероятно идёт, будто создано под него.
— Ступай, Миша. Дальше я сама разберусь, — он кивает и оставляет меня одну.
С докторами, к которым я отношусь с опаской, с этим едким запахом медикаментов и спирта. Я обхватываю себя руками и отвечаю на стандартные вопросы о самочувствии. Мне страшно. Невероятно страшно. Хотя я приказываю себе не паниковать — помогает не очень хорошо.
— Давайте посмотрим Вас на кресле, — предлагает доктор, который будет принимать у меня роды.
Я киваю и превозмогая боль иду следом за ним. По холодным коридорам на подгибающихся от страха ногах. Доктор — пожилая женщина с которой мы заключили договор накануне, ощупывает мой живот и задумчиво кивает. Дает короткие указания, которые я и без неё знаю и уходит, оставляя меня одну.
Боль нарастает с каждой секундой сильнее. Сначала я вполне невозмутимо брожу по палате, потом, когда ходить становиться невозможно — сажусь на фитбол и прыгаю на нём придерживаясь руками за специальную лестницу. Но, должна отметить, персонал здесь и правда чудесный — ко мне регулярно наведываются и спрашивают, как моё самочувствие.
— Нужно ненадолго прилечь, Лера, — просит акушерка. — Поставим тебе датчик КГТ и проследим как себя ведёт малыш.
Я веду себя послушно — не в моих интересах перечить или устраивать скандалы. Несмотря на то, что лежать совсем невмоготу я смиренно лежу, свернувшись калачиком и ощущаю, как безудержно слёзы текут по щекам.
Кричать от боли не буду, как бы больно мне не было. Когда женщина кричит во время родов она мешает поступлению нужного количества кислорода ребёнку. Поэтому я терплю и тихо плачу. Так будет лучше для неё.
Когда я проваливаюсь в очередную болезненную схватку и закрываю глаза мне мерещится, что рядом со мной Тим. Он стоит и гладит меня по влажным от пота волосам. Просит держаться ради того, что нас с ним связывает.
— Хорошо, да. Я буду сильной, обещаю. Ради тебя, ради малыша, — всхлипываю, открываю глаза и понимаю, что рядом со мной находится не покойный муж, а всего лишь акушерка.
Это она гладит меня по волосам. Это её лицо выглядит растерянным, потому что датчик рядом со мной почему-то громко пищит.
— Что-то не так? — спрашиваю растерянно.
Она отрицательно мотает головой и «держит» лицо. А я чувствую… сердцем чувствую, что датчик пищит не просто так. Возле меня собираются врачи. Начинают отдавать мне приказы, а я впервые в жизни понимаю, что бессильна и ничтожна. Перед болью, перед страхом.
— Сердцебиение слабое, — сообщает мой доктор. — Ты должна вытужить этого ребёнка немедленно, иначе ничем хорошим это не закончится.
Её слова будто отрезвляют меня. Я берусь за рычаги руками, упираюсь ногами в специальные подножки и насколько могу собираю все свои силы, вытуживая малышку.
— Не так, Лера. Ты меня не слышишь, — кто-то бережно протирает моё лицо холодной тряпкой, но из-за помутневшего сознания, лица своего спасителя я не вижу.
Я пытаюсь ещё и ещё. Датчик разрывается и, в конце концов, кто-то просто выключает его, чтобы не отвлекал.
— Давай! Жми! Ещё раз! — над ухом выкрикивает акушерка. — Последний раз, Лера!
Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и пытаюсь. Правда пытаюсь. Почему-то чувствую рядом присутствие мамы и Тимура. Легкое дуновение чего-то страшного и неизбежного и изо всех сил всё еще стараюсь это предотвратить.
Чувство облегчения наступает резко и неожиданно. Я думаю, что наконец-то всё закончилось, но слова доктора и синеватый цвет кожи моей малышки говорят об обратном.
— Девочка. Синяя. Не дышит, — произносит врач перед тем, как я отключаюсь и проваливаюсь в чёрную бездну.
***
Я всегда свято верила в то, что у человека в запасе есть как минимум несколько жизней. Часто представляла, что если я когда-нибудь умру, то в следующей своей жизни непременно стану камнем. Чтобы не чувствовать эмоций — горечи от утраты, волнений и вины.
Открыв глаза понимаю, что меня уже перевели в послеродовую палату. Не обращая внимания на интерьер вокруг, приподнимаюсь с места и босяком прохожу по плиточному полу. Дверь тут же открывается и на пороге показывается молоденькая медсестра в бирюзовом халате.
— Ой, Вам нельзя вставать! — восклицает она.
— Где моя дочь? — не обращаю внимания на её причитания. — Где моя дочь и что с ней?
— Я не знаю, Валерия. Но скоро придет лечащий врач и всё Вам расскажет. А сейчас вернитесь в кровать, Вам лучше не вставать.