Коптский крест. Дилогия
Шрифт:
В Верхних рядах Олег Иванович и Ваня не задержались. Николка покинул их еще до визита в лавку Ройзмана; слава богу, гимназист не стал свидетелем позорной торговли со старым венско-одесским евреем и конфуза Олега Ивановича. Оказалось, что Николеньке кровь из носу надо было попасть к четырем часам дня в уже знакомую нашим путешественникам женскую гимназию. Его дядя ставил со своими ученицами спектакль к окончанию учебного года и взял с племянника слово, что тот не опоздает на репетицию. Так что Николке пришлось оставить друзей; они договорились о встрече через два часа, все там же, на углу Гороховской и Малого Демидовского.
Потратив около часа на закупку готового платья, Олег Иванович с Ваней преобразились. Ваня приобрел вид заправского гимназиста, правда, без положенной фуражки с кокардой. Отец же выбрал себе два костюма; один – нечто вроде охотничьего то ли сюртука, то ли френча
53
Плащ из непромокаемой прорезиненной ткани, а также летнее (обычно габардиновое) мужское пальто по типу такого плаща, бывшее в моде в середине XIX века. Название происходит от фамилии Чарлза Макинтоша.
Пора было отправляться на встречу с Николкой, и наши попаданцы, окинув тоскливым взглядом витрину магазина «Все для охоты и путешествий. Крупнейший в России склад оружия А. Биткова», отправились в сторону Лубянской площади.
А на часах была половина шестого. До встречи с Николенькой оставалось чуть более часа, и путешественники решили прогуляться, а заодно перекусить. Остановившись возле первого же лотка с горой аппетитно дымящихся пирожков, Олег Иванович с Ваней принялись разглядывать его поджаристо-румяное пахнущее содержимое. Лучше бы они этого не делали!
Во-первых, выяснилось, зачем местные разносчики выпечки прикрывают свои лотки тряпицами. Иначе пирожки, булочки, бублики и бог знает еще как именуемые вкусности, распространяющие аромат на ближайшие полквартала, наверняка скрылись бы под жужжащим слоем мух. А так эти отливающие вороненой зеленью насекомые ползали по засаленным тряпицам; стоило разносчику сорвать ее со своего товара – мухи взмывали, образуя вокруг торговца и его лотка отвратительное гудящее облако.
А во-вторых, руки продавца! Одного взгляда на них вполне хватило и Ване, и даже Олегу Ивановичу, привыкшему вообще-то к бродячей жизни и походному отношению к гигиене (быстро поднятое не считается упавшим), для того чтобы забыть об аппетите. То, что находилось под ногтями уличного торговца, не стоило оскорблять банальным и скучным словом «грязь». Нет, это был настоящий культурный слой, по которому ученые двадцать первого века смогли бы, наверное, установить все грязные лужи, по которым владелец ногтей ползал в течение последних пяти лет, а также и безошибочно идентифицировать все подгоревшие сковородки, которые он этим ногтем ковырял. Ваня привык к тому, что даже таджики из привокзальных палаток с шаурмой, вручая клиенту свой сомнительный товар, надевают на ладонь одноразовую прозрачную перчатку или в крайнем случае полиэтиленовый пакет. И когда мальчик представил, что он мог, ни о чем не подозревая, взять в рот что-то, побывавшее вот в ЭТИХ руках, – его замутило, и он поспешно отошел от лотка. Владелец торговой точки (в отличие от того, на Гороховской, не ражий детина, а плюгавый, скособоченный мужичонка в засаленном фартуке) проводил мальчика взглядом и, пробурчав что-то вроде: «Видать, сомлел барчук», – предложил Олегу Ивановичу пышущий жаром пирог. «Ископаемые» ногти при этом впивались в румяную корочку многострадального лакомства.
В итоге отец с сыном, не сговариваясь, двинулись по Никольской в сторону Лубянки, смущенно поглядывая друг на друга. Оба в общем-то понимали, что подобная брезгливость в девятнадцатом веке смешна, но тем не менее решили поискать в Москве восемьдесят шестого года не столь экстремальный образчик фастфуда «а-ля-рюс» [54] .
Искомое нашлось быстро – на углу Никольской и Лубянской площади имело место нечто вроде то ли кофейни, то ли кондитерской… В общем, вполне респектабельное заведение, где не зазорно было появиться приличному мужчине с сыном. В самом деле – не в трактир же им идти?
54
Того, кто полагает, что автор грешит преувеличением, отсылаем к книге Гиляровского «Москва и москвичи». В главе «Чрево Москвы» приведены очень красноречивые факты, касающиеся отношения к гигиене в конце девятнадцатого века.
Вход в кофейню представлял собой изящное крылечко, украшенное ажурной железной решеткой. Над крылечком красовался полотняный навес в широкую бело-синюю полосу, отделанный витым шнуром с тяжелыми кистями. Справа от наполовину застекленных дверей висела вывеска «ЖОРЖЪ COFFEUR», Варшава, Киев, Санкт-Петербург». Видимо, наши герои набрели на далекого предка сети «Кофе-хаус».
Еще в магазине готового платья Ваня попросил завернуть в бумагу футболку и бундесверовскую куртку, облачившись в приобретенную здесь то ли гимнастерку, то ли рубаху из плотной ткани (приказчик в лавке назвал ее коломянка [55] ) серого цвета, с посеребренными пуговицами. Джинсы Иван решил оставить – благо они были черными, без каких-то бросающихся в глаза этикеток. Обувь, правда, подкачала: хотя положенные к форме ботинки на шнурках и были приобретены согласно совету приказчика лавки, но Ваня предпочел остаться в кроссовках. Гимназическую рубаху перетягивал ремень – Ваня ткнул пальцем в первый попавшийся, проигнорировав праздный, с его точки зрения, вопрос о том, в какой гимназии он учится. Примеряя обнову, Ваня привычно не стал застегивать три верхние пуговицы и решительно пресек попытку приказчика помочь ему. Воротник был жестким – он наверняка натер бы шею и мешал дышать; впрочем, Ваня не собирался этого проверять.
55
Льняная плотная гладкая ткань. Была широко распространена в России в XIX веке. Гимназисты носили коломянковые гимнастерки поздней осенью и летом, хотя могли надеть и суконную форменную куртку.
Надо признаться, что Ваня себе понравился в новой одежде. В двадцать первом веке мальчик не носил ремня поверх куртки; однако реконструкционные выезды приучили его к такой манере носить одежду и он прекрасно знал, что от перетянутого ремня внешне он выигрывает. Одно плохо, до карманов теперь было не добраться. Ну да ничего – готовясь к вылазке в прошлое, Иван прицепил на пояс сплавовскую тактическую сумку и чехольчик для «викторинокса» и сейчас перевесил эти полезные приспособления на гимназический ремень. Внешний вид лихого странника во времени дополняла шотландская шапочка. Так что Ваня был вполне доволен своим новым образом. И похоже, не он один – при входе в кофейню они с отцом столкнулись с дамой в сопровождении миловидной барышни лет четырнадцати, в гимназическом платье с белым фартуком и забавной белой пелеринкой на плечах. В барышне Ваня немедленно узнал одну из учениц гимназии, которую им пришлось вчера посетить. Гимназистка явно также запомнила его и, похоже, не осталась равнодушной к новому обличью мальчика – во всяком случае, во взгляде, которым она окинула экипировку Вани, можно было уловить одобрение. Чрезвычайно гордый собой, Иван уселся за столик рядом с отцом.
Яша хорошо видел, как мужчина с мальчиком скрылись в дверях кофейни. Он ходил за ними целых полтора часа, как приклеенный, – только богу Израилеву известно, что за интерес нашел в этой парочке дядя Ройзман! Покинув лавку часовщика, двое отправились в Верхние городские ряды и посетили заведение купца Серебрянникова, торгующее готовым платьем. Яша знал курносого, веснушчатого парня, служащего при этой лавке, и, конечно, расспросил его о посетителях, пока те расплачивались. Оказалось, что отец с сыном закупили целый гардероб; причем, как поведал Яше мальчишка, оказались «тюрями» – ушлый серебрянниковский приказчик насчитал им не менее десяти рублей лишку. Из лавки они вышли, нагруженные свертками и переодетые в только что купленное платье, и направились в сторону Лубянки, где и обосновались в кофейне Жоржа. И судя по всему, надолго – так что посланец часовщика, беззаботно присвистывая, бродил мимо лотков, приценивался ко всякой мелочи и время от времени бросал взгляды на двери кофейни, за которыми скрылись его подопечные.
Глава 13
– А чего же еще вы хотели? Это же Вика-Глист! – втолковывал собеседникам Николка.
– Как-как? Глист? И за что же вы его так? – усмехнувшись, переспросил Олег Иванович. – Впрочем, я, кажется, догадываюсь!
– Вот именно! – подтвердил Николка. – Он тощий, лезет всюду, куда не просят, и вообще один вред от него. Уж на что наш латинист зверь, но по сравнению с этим – просто ангел. Мало того что дядина гимназия от него стонет – так он еще взял манеру по скверам и кофейням людей отлавливать! Его во всех гимназиях Москвы ненавидят!
– А что, у вас человеку и в кофейню зайти нельзя? А где еще вам запрещено появляться? – возмущенно спросил Иван.
Николка задумался.
– Где еще? Ну… Про кофейни вы уже знаете… В трактирах и ресторанах – ну, это и так ясно. В бильярдных нельзя, в клубах. Да, и вот еще! – вспомнил мальчик. – В театры не всегда дозволяют – есть список пьес, на которые ходить можно, а если соберешься на что-то еще – надо испрашивать разрешения у гимназического надзирателя. И на ипподром нельзя – за это строго наказывают.