Коптский крест. Дилогия
Шрифт:
С артиллерией тоже рисковать не стоило. Олег Иванович, разумеется, имел представление об этом роде войск, но лишь самое общее, да к тому же касавшееся совсем иных времен. А Никонов как моряк не мог не разбираться в пушечном деле. Нет, надо было придумать что-то такое, в чем ни один из собеседников не разбирался вовсе… есть!
– Боюсь, барон, со знатоками моего рода оружия вам, слава богу, встречаться не приходилось, – ответил Олег Иванович. – Я, видите ли, служил в отряде рейнджеров, снайпером. Так у нас называли стрелков, обученных особой манере стрельбы.
– Снайпером? – переспросил Никонов. – Никогда не слыхал. Есть, правда, английское «snipe» – бекас. Но птичка-то здесь при чем?
– А при том, лейтенант, – ответил Олег Иванович
– Вот как? – заинтересовался барон. – Так вы, выходит, изрядно стреляете?
– Не жалуюсь, – кивнул Олег Иванович. Он и правда недурно стрелял из охотничьего карабина и СВД. – Вам, барон, конечно, приходилось видеть ружейные телескопы? [142]
Фехтование было забыто. Следующие полчаса все трое провели в кабинете барона, неспешно потягивая коньяк и обсуждая премудрости снайперского дела. Боясь засыпаться на каких-то неожиданных деталях, Олег Иванович старался огорошить собеседников вещами, по определению им неизвестными, и принялся рассказывать о накидках «гилли» [143] , тактике снайперских двоек, стрелковых засадах, охоте за офицерами и артиллерийскими наблюдателями. Вопросы сыпались градом, и Олег Иванович с ужасом понимал, что все глубже погружается в дебри военной науки, отстоявшей от текущего одна тысяча восемьсот восемьдесят шестого года не меньше чем на полстолетия. Он явно наговорил лишнего, но успокаивал себя тем, что сведения, нечаянно выданные отставному, немолодому уже конногвардейцу, не сыграют особой роли. Да и войн особых пока не предвидится, а к следующей большой войне, Китайскому походу, Корфу будет уже далеко за пятьдесят и он конечно же не сможет да и не захочет, скорее всего, пустить в ход нечаянно подслушанные секреты из будущего…
142
Так до начала ХХ века называли оптические прицелы. Первые ОП применяли именно американцы, еще в самом начале XIX века на дульнозарядных кремневых винтовках.
143
Ghillie (англ.) – знаменитый «лохматый» маскировочный костюм снайпера. Впервые появился во время Первой мировой войны; согласно легенде, пущен в обиход шотландскими стрелками, бывшими браконьерами и лесничими.
А беседа тем временем продолжалась: спрашивал по большей части барон. Никонов же отмалчивался, отговорившись незнанием тонкостей сухопутного военного дела. Однако же от Олега Ивановича не укрылось то, сколь заинтересованно внимал лейтенант его словам. Пару раз на лице Никонова появлялось озадаченное выражение, но он воздерживался от вопросов, предоставив инициативу конногвардейцу. И все равно у Олега Ивановича осталось сильнейшее ощущение недосказанности. Словно бы столь непринужденно начавшийся разговор обязательно будет иметь продолжение, причем самое неожиданное…
Совесть Никонова была неспокойна. По всему выходило, что он коварно расставил гостю ловушку, да еще и в сговоре с хозяином клуба. Столь беспардонно воспользоваться неосведомленностью приезжего было, разумеется, поступком предосудительным – такое подобало жандарму, а не офицеру флота.
С тонняги [144] Корфа спрос невелик – недаром кое-кто из общих знакомых называл Корфа и Никонова Портосом и Арамисом, сетуя, что для этой парочки не нашлось Атоса и д’Артаньяна. Добродушный барон всецело доверял лейтенанту, полагая его хитрой лисой и умницей; тот старался не разочаровывать друга.
144
Прозвище части офицеров, всегда демонстрировавших прекрасное воспитание, независимо от боевых качеств.
В свое время барону случилось понюхать пороху – гвардия сопровождала государя на Балканы. С тех пор служба его протекала по большей части в Петербурге, но полученные на турецкой войне уроки Корф усвоил крепко.
Гвардия быстро наскучила барону. Во время поездки в Европу он увлекся классическими школами фехтования, склонность к которому приобрел еще в бытность свою кадетом. Выйдя в отставку, Корф принял должность преподавателя атлетики и фехтования в Морском корпусе; там он и встретился впервые с Никоновым, тогда еще гардемарином.
Их знакомство было возобновлено много позже, когда Никонов, вернувшись с Дальнего Востока, перешел на работу в Морской Технический комитет, и скоро приятельство переросло в дружбу. Год спустя барон перебрался в Москву, где и открыл фехтовальный клуб; и когда Никонов по служебным делам отправился в Первопрестольную, он первым делом нанес визит старому товарищу. С тех пор лейтенант дважды в неделю посещал клуб барона, а после занятий вел длинные беседы за коньяком и кубинскими сигарами, до которых Корф был великий охотник.
Других столь же доверенных знакомых у Никонова в Москве не было; так что, пытаясь приоткрыть завесу тайн, окружавших гостей из Америки, Никонов обратился именно к бывшему конногвардейцу.
Нельзя сказать, что барон с восторгом принял просьбу друга. Его прямой, открытой натуре претили иезуитские замыслы лейтенанта, однако Корф не счел возможным отказывать другу, взяв, правда, с того слово как-нибудь подробно рассказать о том, что, собственно, понадобилось ему от «американца». Никонов обещал – он чувствовал, что история эта будет иметь продолжение и к помощи барона придется прибегнуть еще не раз.
И вот на руках у лейтенанта оказалась очередная порция загадок. Мало того что Корф, великий знаток фехтования, уверял, что манера боя новичка ничего не имеет общего с испанской школой, так еще и откровения о «снайперах» и особых приемах войны, которые гость якобы освоил на североамериканском континенте…
Готовясь к визиту в клуб Корфа, лейтенант неплохо изучил историю войны Севера и Юга и нарочно попросил Корфа навести гостя на беседу о его военном прошлом. Так вот ничего подобного тому, о чем рассказывал Семенов, лейтенант не встречал ни в воспоминаниях участников войны, ни в описаниях боевых действий. Еще одна странность? Не много ли их накопилось? Лейтенант не изучал трудов немецкого философа Гегеля; ему не было знакомо понятие «перехода количества в качество». Однако ощущал, что масса непонятностей, сопровождающая американских гостей, вот-вот трансформируется во что-то весьма неординарное.
Глава 14
За дверью оказался темный коридор. Сколько мы ни шарили по стенам – выключателя найти не удалось; пришлось включать налобники. Коридор заканчивался тупиком – неровной кирпичной кладкой. Сгоряча я пару раз врезал по ней монтировкой, но тут из-за стены послышался слабый гул. Я прислушался – гул нарастал; тогда я прижал к кирпичам ухо.
Так и есть – за стеной, не особенно-то и далеко, прогрохотал поезд метро. А значит, проломив ее, мы окажемся в служебных тоннелях метрополитена и наверняка на кого-нибудь наткнемся. Не то чтобы я опасался напороться на фээсбэшных оперативников, но рисковать без нужды не хотелось. Тоннелей мы с Николкой не знали и, случись что, деться было некуда: разве что бежать назад, а значит – наверняка засветить подсобку с порталом. Да, самого портала преследователи не найдут, а вот проход наверняка заделают. Или же приспособят подсобку для своих нужд. А оно нам надо? Отец был кругом прав: проку от этого портала сейчас никакого, но мало ли как дальше повернется! Пусть будет у нас запасным выходом – на всякий случай.