Копья летящего тень. Антология
Шрифт:
Лилиан снова посмотрела на застывшее возле ее ног кладбище. Нет, она не хотела оставаться здесь! Проем в окне мог в любой момент снова закрыться, и тогда… Смерть на грудах костей, среди удушливого тлена кромешной тьме. Нет! Нет!
И в то же время, при одной мысли о том, чтобы спрыгнуть вниз, у Лилиан перехватывало дыханье. Этот путь тоже вел к смерти! Но к иной смерти. Этот путь вел к свободе, обретаемой через смерть.
Вот так, сесть на край проема, свесить ноги вниз… Нет, лучше сесть на корточки, упираясь руками в боковые части «окна»…
Внизу,
Смерть на камнях, над пенящимся морем, в соседстве с цветущей киммерийской степью, или смерть в затхлом склепе?
Лилиан качнулась, приподнялась на носках и, вытянув вперед руки, полетела вниз…
44
Оказавшись наедине с матерью, я некоторое время смотрела на ее жалкое, заплаканное лицо. Маленькая, несамостоятельная, беспомощная женщина, всю жизнь подчинявшаяся указаниям других. Воспитательница детского сада, недавно вышедшая на пенсию. За что, за какие грехи Бог наградил ее такой дочерью, как я? Честно и безропотно проработать тридцать с лишним лет, никогда не изменять мужу, не ссориться с соседями, получать почетные грамоты, быть добросовестной хозяйкой, членом родительского комитета в школе, где я училась, и инструктором по гражданской обороне в детском саду — и все это ради того, чтобы в один прекрасный день за ее дочерью приехала «скорая» из психушки! Какой позор для всеми уважаемой, порядочной семьи!
— Ну, ладно, хватит, — сказала я, начиная терять терпение. — Лилиан удалось смотаться от них, и это уже кое–что. Теперь пора сматываться и мне! Как насчет того, что я исчезну на некоторое время?
— Исчезнешь? — испуганно говорит мать, и кончик носа у нее снова краснеет, — Но… куда?
— Ну, скажем… — начала я, лихорадочно прикидывая в уме все имевшиеся у меня возможности — …например, можно пойти в общежитие…
Избегая при этом встречи с Виктором Лазаревичем, стукачами и вахтерами?!
— В общежитие?! — возмущенно воскликнула мать, вскакивая с моей кровати. — Но это же неприлично!
Я усмехнулась. Взяв со стола и из шкафа кое–какие вещи и сложив все в сумку, я сняла с гвоздя куртку и, не желая долгих прощаний, лаконично заявила:
— Сегодня я ночую в общежитии, а дальше посмотрим…
Если бы мой отец был в это время дома, он ни за что не пустил бы меня, но моя мать не отличалась решительностью. И когда я уже спускалась по лестнице, она стояла у распахнутой настежь двери и потихоньку плакала.
***
Первым, на кого я натолкнулась в общежитии, был Дэвид Бэст. Неплохое начало для предстоящей ночевки! Я так и сказала ему. Он усмехнулся. В одной руке у него был чайник, в другой — сковородка.
— Идем, — сказал он, — у меня есть жареная картошка с яблоками…
В последний раз он угощал меня яичницей с лимоном.
Сидя друг против друга в его комнате, мы молча ели. Через месяц кончался срок его стажировки в Воронеже, а я так ни разу и не погуляла с ним по городу.
Пришла Ингер, и мы втроем пили чай. И было уже далеко за полночь, когда Дэвид ушел с ней, уступив мне свою постель.
Я пролежала без сна до самого утра. Каково было мне ворочаться в постели Дэвида, зная, что он в это время лежит с Ингер! Но мне не давало спать не только это обстоятельство. Я думала о том, где теперь Лилиан, и предчувствия мои были самыми мрачными. Ведь на все мои попытки установить с ней мысленную связь она никак не реагировала.
Рано утром, на свежую, так сказать, голову мне пришла замечательная идея: сходить к Себастьяну. По крайней мере, крепкий индийский чай у него всегда был.
Себастьян только что встал и, облачившись в белую, совершенно идиотскую национальную пижаму, принялся, как всегда, варить рис. Он и на этот раз собирался отравить меня! И пока подкрашенное шафраном варево кипело и булькало на плите, я рассказала Себастьяну о том, как Лилиан избавила меня — разумеется, только на некоторое время! — от санитаров.
— И где же она теперь? — поинтересовался он.
— Вот это–то я и хочу узнать, — ответила я, обрадовавшись, что мы с ним так хорошо понимаем друг друга. — Может быть, ты поможешь мне найти ее?
Себастьян тут же стыдливо прикрыл глаза длинными, черными ресницами. Он всегда смущался, когда кто–то намекал на его нетрадиционные способности.
— Ну, ладно… — после долгого молчания сказал он. — Ради Лилиан и… ради тебя… У тебя есть что–нибудь из ее личных вещей?
Я задумалась. Ну, конечно же! Какое везенье! Уходя из дома, я прихватила с собой ее блокнот.
Взяв кастрюлю с рисом и чайник, мы вышли из кухни в полутемный коридор. Идя рядом с Себастьяном, я небрежно кивала знакомым. Теперь все общежитие будет знать, что я — девушка Себастьяна.
Стараясь не разбудить спящего Венсана, мы протиснулись на отгороженную шкафом «обеденную половину» и сели за стол.
— Вот, — шепотом сказала я, протягивая Себастьяну блокнот Лилиан.
Держа блокнот в руках, Себастьян откинулся на спинку стула, сидя в полуобороте ко мне, и его взгляд принял какое–то странно–отсутствующее выражение. Его взгляд где–то странствовал…
— Я вижу… — еле слышно произнес он, — …вижу лиловые цветы… много, много цветов… вижу скалы и сидящих на них птиц… я чувствую запах морской воды и… запах крови…
Его слова озадачили меня. Я ничего не понимала. Может быть, Себастьян что–то напутал?
— …эти цветы похожи на те, что стоят на столе у Дэвида… — добавил он и, глубоко вздохнув, повернулся ко мне.
— Значит, Лилиан теперь в Киммерии? — растерянно, скорее себе самой, чем ему, сказала я. — Но как это стало возможным? Ты уверен, что это те же самые цветы?
— Да… — после долгого молчания ответил Себастьян. — Только у Дэвида они сухие, а там — живые, более яркие… И еще… мне кажется, что Лилиан теперь в опасности…