Копья летящего тень. Антология
Шрифт:
Как ей выбраться из этой тьмы, из этой неизвестности? Оставаться на месте и чего–то ждать или пытаться двигаться наощупь, наугад? Ее боковое зрение снова уловило какое–то молниеносное перемещение. Что–то толкнуло Лилиан сбоку и пронеслось над самым ее ухом.
Она была здесь не одна!
Ее предельно напряженный слух вылавливал из тишины какие–то слабые шорохи, отдаленно напоминавшие шепот. Она чувствовала, что чьи–то глаза — множество глаз! — наблюдают за ней из темноты.
Лилиан шагнула вперед, наугад, чтобы хоть как–то превозмочь охватившее ее оцепенение.
Парализующий волю страх мгновенно сменился у Лилиан яростью. Кто бы там ни прятался в этой омерзительной, могильной темноте, она не позволит, чтобы ей подставляли подножки!
— Прочь с дороги! — крикнула она так, что со сводчатого потолка ей на голову посыпалась пыль.
Ее слова утонули в злодейском хохоте.
Она была окружена со всех сторон. Она была в смертельной опасности!
Булькающий, хрюкающий хохот отражался ужасающим эхом от каменных стен, звенел у Лилиан в ушах. И самодовольно–властный, уверенный, хорошо поставленный голос прогромыхал над самым ее ухом:
— Ты хотела убежать? Убежать от реальности? Хотела убежать от меня? Убежать от победоносной, всепроникающей реальности? Ха–ха–ха!!!
И со всех сторон, словно какой–то жуткий рефрен, послышались мужские и женские, низкие и высокие, хриплые и звонкие голоса:
— Она хотела убежать от реальности! От реальности!
Лилиан прижала к ушам ладони. Как она ненавидела эти враждебные — и такие знакомые ей! — голоса! И она ощущала в себе только немоту, только бессилие. И где–то в непостижимой, почти не подвластной воображению дали она различала еле слышный вздох сожаления.
Она совершила ошибку…
— …убежать от реальности… от реальности… от реальности… — с угрожающей настойчивостью повторяли вокруг нее злобные голоса.
Лилиан ощущала чьи–то беглые, ощупывающие прикосновения. Кто–то дышал ей в затылок, дергал за рукава свитера…
— Прочь! — снова крикнула Лилиан, наотмашь, наугад ударив кулаком во что–то рыхлое, холодное, бесформенное. — Вот тебе, реальность, получай! Ты не смеешь преследовать меня в обители поэта! Твое место за каменными стенами! Прочь, потусторонняя нечисть!
И снова она услышала дикий, визгливый, зловещий хохот. Что–то острое впилось Лилиан в ногу, в плечо, в шею. Тронув рукой больное место, она нащупала глубоко всаженный в кожу шип. Ее кололи со всех сторон! Ей не давали ступить ни шагу! Один из шипов чуть не впился ей в глаз, и она в страхе отшатнулась, закрыв ладонями лицо. По щеке теплой струйкой стекала кровь. Позволить растерзать себя просто так, стоя на месте? Нет, ее смерть — а Лилиан была совершенно уверена в том, что погибнет — дорого будет им стоить!
Им — это кому? Лилиан не знала, что представляют собой эти злобные, бесформенные чудовища. Реальность? Да, реальность была многоликой!
Рывком оттолкнув от себя холодные, жуткие щупальца и невзирая на боль от многочисленных, всаженных в кожу шипов, Лилиан побежала — в темный проход, контуры которого слабо вырисовывались в глубине сводчатого склепа.
Она бежала, не оглядываясь, с трудом различая в темноте повороты пустого, бесконечного коридора. Ни одной двери, ни одной щели, никакого просвета. Ей казалось, что она бежит по кругу, силы покидали ее. За ее джинсы, за рукава ее свитера, за ее волосы цеплялись чьи–то омерзительные руки, кто–то пытался сзади всадить ей между лопаток длинный, острый шип… Лилиан бежала и бежала в смертельном страхе. Но вот впереди показалась какая–то узкая щель. Дверь! Пятно яркого света. Лилиан метнулась туда, споткнулась обо что–то, упала на каменный пол. Дверь позади нее плавно закрылась.
Спасение?..
Лежа на полу и едва переведя дух от изнурительного бега, Лилиан заметила возле себя… ковровую дорожку! Обычную, заурядную, красную с зеленой каемкой ковровую дорожку, какие лежали обычно на полу в кабинетах начальников. Приподняв голову, Лилиан осмотрелась по сторонам.
Комната была ярко освещена, но свет падал не из окон, а от висящей под самым потолком лампочки. Лилиан невольно прищурилась: ни абажура, ни плафона — просто висящая на куске провода лампочка. Обстановка комнаты ограничивалась одним–единственным столом — громоздким, двухтумбовым канцелярским столом. И за этим столом сидел, со скучающим и даже сочувственным видом глядя на Лилиан, Виктор Лазаревич Коробов!
Этого Лилиан никак не ожидала. Встретить Коробова в обители поэта? Не вставая, она попятилась, поползла к двери, не зная, куда ей скрыться от его скучающего — и в то же время пристального, пристрастного — взгляда.
— Ну вот, Лилиан Лехт, — сонным, ничего не выражающим голосом произнес Виктор Лазаревич. — Вот ты и пришла ко мне! Сама!
На его сытом, ухоженном лице появилось что–то вроде улыбки, от которой у Лилиан по спине поползли мурашки.
— Ты ведь знаешь, я человек интеллигентный, — все так же сонно продолжал Виктор Лазаревич, — я предпочитаю, чтобы все было добровольно, по велению души, так сказать…
Он опять усмехнулся. Лилиан села, прислонившись спиной к каменной стене. Что он хотел от нее?
— У тебя ведь тонкая душа, Лилиан, — вкрадчиво продолжал он, — впечатлительная, не так ли?
Лилиан невольно сжала кулаки. Куда бы он там ни клонил, она так просто не клюнет на его уловки!
— Разденься, Лилиан, — все так же бесстрастно, почти равнодушно, продолжал он. — Разденься и подойди сюда, ко мне!
Продолжая сидеть на полу, обхватив руками колени, Лилиан исподлобья смотрела на него.
— Я не знала, что твой кабинет переместился сюда, — язвительно произнесла она, не меняя позы. — А те, что гнались за мной по коридору, надо полагать, твои подчиненные — стукачи, активисты и прочая мразь?
— Не надо грубить, Лилиан, — устало произнес Виктор Лазаревич, — это не в твою пользу. Встань, разденься и подойди ко мне!
Ослепительно яркий, бьющий в глаза свет, голые стены, каменный пол, наглухо закрытая дверь. Этот омерзительный свет наверняка горел здесь круглые сутки, день за днем, годами… Наверняка в этом так называемом кабинете происходило что–то ужасное.