Корабль, идущий в Эльдорадо
Шрифт:
Шпаков так и замер на одном месте.
— Что это… — шепчет.
— Э т о? — переспросила адмиральша, показывая на гроб. — Это — мой муж. Отдыхает по-итальянски.
— По-итальянски?.. — с трудом соображал Шмаков.
— Ну то есть — ничего не делает, — пояснила адмиральша и добавила: — Шучу, конечно.
— А он у вас давно умер?
— Пять лет назад.
— Сколько? сколько? — Шпакову показалось, что он ослышался.
— Пять лет, — повторила адмиральша.
— И все время — тут?!!
— А
— Да при чем здесь место! — потянул воздух носом Шмаков. — Он же у вас испортится.
— С чего ему портиться, — пожала плечами адмиральша. — Это же не вареная колбаса… Все делается очень просто: откачиваешь из крупных сосудов кровь, вместо нее заливаешь смесь тимола с глицерином, добавляешь литр дистиллированной воды, капаешь несколько капель винного спирта — и все готово.
Они прошли в третью комнату.
…Это была спальня.
Адмиральша сразу плюхнулась на кровать.
— Ну что, — сказала она, попрыгав на перине. — Угощать мне вас нечем. Сама я ничего не ем. Так что давайте сразу в постель.
— Как, с о в с е м не едите? — спросил Шпаков, вспомнив, что он писатель и поэтому должен изучать жизнь во всех ее проявлениях.
— Совсем, — подтвердила адмиральша. — Я занимаюсь уринотерапией.
— Мочу, что ли, пьете?! — поразился Шмаков.
— Да-а, — игриво показала она длинный язычок и тут же спрятала.
— И никогда есть не хочется? — уже заинтересованно спрашивал Шмаков.
— Попробуйте сами, — протянула ему адмиральша хрустальный стакан.
Шпаков взял стакан и прошел в туалет. Через пять минут он вернулся.
— Ну как? — спросила адмиральша.
— Не коньяк, конечно. Но пить можно.
— Вы бы хоть стакан вымыли, — сказала адмиральша.
Шмаков пошел мыть.
Возвращается — а кровать уже разобрана. Голенькая адмиральша под одеялом лежит и тихонечко мурлычет:
На-на-на… на-на-на…
Поглядела на вошедшего Шпакова этак кокетливо и опять:
На-на-на… на-на-на…
Шмаков быстро штаны начал снимать.
— А у тебя бывает, — спрашивает с придыханием, — вдруг ни с того ни с сего на душе хорошо становится?
— Бывает, — говорит адмиральша. — А у тебя бывает, что тоже ни с того ни с сего хочется вдруг закричать, затопать ногами, послать все к черту…
— Бывает, — говорит Шпаков. — А ты любишь осень?
— Люблю, — говорит адмиральша. — А тебе как лучше: сверху или снизу?
— А тебе?..
Лежат они рядышком. Лялякают. И все больше точек для соприкосновения находят… Наконец и вовсе две точки соприкоснуть осталось. Самые интимные.
Адмиральша тяжело задышала. И шепчет жарко в шпаковское ухо:
— Я вчера в ванне лежала, вся такая расслабленная и думала…
Что она думала расслабленная в ванне, адмиральша не успела сообщить. Зазвонил телефон. Шмаков снял трубку.
— Алле, — сказал он.
— Извините, это квартира Зайцевых? — спросил ангельский голосок.
— Нет, девочка, — ответил Шпаков.
— А почему тогда ушки из трубки торчат?
Шмаков умилился…
— Лежу я, значит, в ванне, — снова начала адмиральша, — и думаю…
Тут опять звонок.
— Гриня, ты, что ль?! — какой-то алкаш интересуется.
— Вы ошиблись, — интеллигентно отвечает Шпаков. — Это не Гриня. Это писатель Шмаков.
— Ну и пошел ты тогда на…
Шпаков обиделся…
— Вот я и думаю, лежа в ванне, — раздраженно сказала адмиральша.
Но и на этот раз Шмакову не удалось узнать, о чем же думала адмиральша… В соседней комнате послышались шаги и злобное бормотание.
«Воры! — так прямо прокололо Шпакова насквозь. — А я единственный мужчина в доме! Вот гадство!.. Теперь придется вставать… идти…»
На душе у него стало тоскливо.
— Ой, мамочка, — испуганно прижался он к горячему бедру адмиральши.
— Не дергайся, суслик, — покровительственно обняла его адмиральша. — Это Коля.
— Какой еще Коля? — не понял Шмаков.
— Муж мой бывший. Адмирал. Душа его никак успокоиться не может. Как полночь наступает — он из гроба встает и все ходит… ходит… Крови на нем много. Знаешь, сколько он человек угробил, когда флотом командовал?!. Ему людей на смерть послать было, что тебе чихнуть.
— Душно мне, — с болью в голосе взвыл покойник. — Жжет! жжет!! все изнутри!!.
— А ты, Колюша, поди в холодильнике компотика вишневого возьми! — крикнула ему адмиральша. — Попей, милый, попей. Все легче станет.
Дверь в спальню отворилась, и вошел мертвец. Он подошел к кровати.
— Это кто? — уперся покойник в Шпакова оловянным взглядом.
— А тебе не все равно?! — сказала адмиральша. — Ты ж концы отдал.
— Я спрашиваю — кто это такой?! Шлюха!! — заорал адмирал и грохнул кулаком по ночному столику. Телефон полетел на пол.
Шмаков набрался смелости и говорит:
— Извините, что вмешиваюсь в ваши взаимоотношения, но боюсь, вы неверно понимаете ситуацию. Я, видите ли, писатель по фамилии Шпаков. И в этой постели — не в качестве любовника. Отнюдь. А исключительно в качестве писателя. Набираюсь, так сказать, жизненных впечатлений. Чтобы впоследствии создавать новые произведения на радость вам, читателям.
— Погоди… погоди… Шпаков… — наморщил лоб покойный адмирал. — А… а… Читал я твой рассказ, где герой Василий обращается к своей невесте: «Что-то ты, Ириша, больно мелкая. Боюсь, что у нас ничего не получится». А она ему отвечает с громким хохотом: «Что ты, Васенька, не боись, у меня т а м ведро со свистом пролетает».