Корабль мечты
Шрифт:
Но что, если до нее дойдут слухи о Делии? Как он объяснит случившееся? Только теперь с величайшей неохотой Кентон признал, что план мисс Гилли с самого начала отличался здравым смыслом, в отличие от предложенного им. Нужно было найти в себе мужество признаться в розыгрыше и дать авантюристке шанс затеряться в третьем классе. С таким богатым воображением, как у нее, она без труда состряпала бы весьма правдоподобное – и трогательное – объяснение, которое устроило бы всех, даже Шарпа, Истона и прочих. Может, еще не поздно…
– В чем дело? Сообразили наконец-то, что я с самого начала была права?
Повернувшись,
– И не надейтесь! – отрезал он с единственной целью – убрать это самодовольное выражение с ее лица.
Когда оно исчезло, он ощутил мстительное удовлетворение, но лишь на миг. Теперь на ее первоначальном плане он сам поставил жирный крест.
– Я не позволю вам выставить меня на посмешище ни сейчас, ни в Нью-Йорке!
– Вы справитесь и без моей помощи, – произнесла она с неожиданным гневом, от которого ярко засверкали ее зеленые глаза. – Это участь любого упрямца!
– Не ваше дело, какой я, понятно?
Стоило словам вырваться, как Кентон ужаснулся. Он никогда в жизни не повышал голоса на женщину и никогда не вел себя так грубо. Куда подевалось умение владеть собой при любых обстоятельствах, которым он так гордился? События этого дня словно превратили его в иного человека!
Рассудком Кентон сознавал, что должен сейчас же, немедленно признать свою ошибку и уговорить Делию публично объясниться. Это было просто необходимо сделать до того, как они окажутся ночью наедине в одной каюте.
Он открыл рот… и тут появились Истоны. Вот и опять он упустил свой шанс!
Ужин прошел в еще более оживленной обстановке, чем обед. Чувствуя себя друг с другом непринужденно, все горели желанием поделиться впечатлениями. Новобрачные хором щебетали о чудесной погоде, о красоте и величии бескрайних далей, о бодрящем морском воздухе.
– У меня разыгрался такой аппетит, что становится не по себе, – призналась Вирджиния Берч.
А уж у меня-то! – сказал ее муж и подмигнул остальным. – Правда, боюсь, его не утолить обедом.
Его брови многозначительно поднялись. За столом раздался дружный смех. Вирджиния потупилась и порозовела.
Это замечание спровоцировало целый ряд рискованных шуточек со стороны джентльменов, в то время как леди старательно изображали оскорбленную невинность. Кентон тоже что-то изображал, по мере сил участвуя в веселье, на деле же ему было весьма неловко. Если Делия и разделяла его смущение, то умело это скрывала.
Когда с десертом было покончено, Роберт Паттерсон оглядел остальных и благодушно вздохнул:
– Полагаю, ни один из нас не задержится сегодня в салоне для карточной игры.
Его жена, Адди и Вирджиния захихикали. Делия лишь улыбнулась краешками губ. Это несколько улучшило настроение Кентона: он терпеть не мог женского хихиканья.
– Не рано ли удаляться на покой? – спросил он так непринужденно, как только мог. – Еще и солнце не село. Может, составим вчетвером партию в вист?
К его невыразимому облегчению, джентльмены выразили согласие, а леди удалились в другой угол салона, чтобы всласть поболтать, расположившись в удобных креслах. Кентон понимал, что обеспечил себе лишь короткую передышку, но рад был и этому.
– Значит, вы познакомились в Сакраменто, – уточнил Энзел Истон примерно через четверть часа, когда игра уже шла своим чередом. – Я там бывал и кое-кого знаю. Как звали вашу жену в девичестве?
На долю секунды Кентона охватил ужас, потом он вспомнил, что эта брешь в его сведениях уже заполнена, и приятно улыбнулся.
– Оделла Гилли. Отца ее звали Мерфи. Видите ли, они родом не из Калифорнии, а из Огайо. Перебрались в те места во времена золотой лихорадки, в сорок девятом.
– Как и я! – оживился Истон. – Впрочем, что за ерунда – как почти все! Раньше я жил в Нью-Йорке и хорошо помню вашу семью. Она всегда считалась очень влиятельной.
Поскольку с этого момента беседа перешла на Нью-Йорк, Кентону удалось расслабиться и собраться с мыслями для игры. Но позже он вспомнил, что Делии грозит обвинение в убийстве и что, по-видимому, ему стоило бы утаить ее фамилию. Он выругал себя, с прискорбием сознавая, что никуда не годится в качестве сообщника.
Когда шар солнца нырнул в океан, Кентон начал поглядывать в сторону болтающих леди. Губы у Делии, как и у остальных, все время пребывали в движении. Невольно приходило в голову, что она вовсю расцвечивает ту скудную информацию, что получила от него. Кентон не удержался от вздоха. Похоже, дорога назад была окончательно закрыта.
– Роббер! – с торжеством объявил Роберт Паттерсон, выкладывая на стол карты. – Самое время. Я не против закончить игру. А вы, джентльмены?
Поскольку Кентон не сумел выразить должного энтузиазма, Билли Берч хмыкнул и покачал головой:
– Я все забываю, что Брэдфорд обвенчался немного раньше нашего – аж на целых два дня! Его можно вычеркнуть из списка новобрачных. Взгляните-ка, он уже не горит желанием как можно скорее вкусить радостей супружества.
Кентон приложил все усилия, чтобы хохотать так же громко, как и остальные, как если бы услышал донельзя забавную шутку. Он поднялся вместе со всеми. Увидев это, дамы тотчас бросились к мужьям, словно и они не могли дождаться, когда разойдутся по каютам. При этом они перешептывались и хихикали самым раздражающим образом. Делия шла последней. Встретившись взглядом с Кентоном, она вдруг залилась краской.
Только тут ему пришло в голову, что эта ночь может стать не только самой тягостной, но и самой интригующей, самой занятной ночью в его жизни.
Глава 5
Утихла к ночи пенная волна,
И облаков рассеялась стена,
И бриз морской стал легким, как зефир…
О, как прекрасен был подлунный мир!
Она не справилась со своими эмоциями – второй раз за день! Делия поняла это не только по тому, как горели ее щеки, но и по изумленному взгляду Кентона. Без сомнения, он был до глубины души поражен тем, что матерая авантюристка (а именно таковой он ее и считал) может покраснеть, как девчонка. Но что поделаешь? Оставалось только отвернуться и по возможности уйти в тень, чтобы остальным не бросился в глаза румянец на ее щеках. Не то чтобы кто-нибудь мог усмотреть в этом странность – ведь новобрачной и пристало краснеть при каждом нескромном намеке, – просто было невыносимо так себя выдавать.