Корабль мертвых (пер. Грейнер-Гекк)
Шрифт:
И вот мы устроили себе такой кутеж, какого не позволил бы себе в один присест даже и шкипер.
И какие изумительные вещи хранились во всех этих банках и коробках! Семга из Британской Колумбии, колбаса из Болоньи, цыплята, куриное фрикасе, языки всех видов, десятки сортов варенья, два десятка сортов ямайских вин, бисквит, овощи в тончайшем изготовлении, ликеры, водки, английское пиво, пильзенское пиво. Капитаны, офицеры и инженеры умеют создать себе приятную жизнь. Но теперь обладателями всех этих сокровищ были мы, а прежние хозяева плавали в море и сами стали достоянием рыб.
Следующий день был туманный и облачный. Мы видели перед собой не дальше полумили. Все вокруг заволокло густым тумаком.
– Будет буря, – сказал Станислав.
К вечеру море заволновалось. Ветер крепчал.
Мы сидели в каюте шкипера при свете керосинового фонаря.
Станислав был озабочен:
– Если королева перевернется или сползет с рифа, то нам крышка, Пиппип. Нам следует вовремя принять меры.
Он нашел около трех метров каната и завязал его себе вокруг туловища, чтобы иметь его под рукой. Мне же удалось найти только полклубка бечевки не толще карандаша.
– Пойдем лучше наверх, – предложил Станислав. – Здесь внизу мы очутимся в ловушке, если начнется суматоха. Наверху все-таки легче выкарабкаться.
– Если тебе суждено погибнуть наверху, то и погибнешь наверху, если же тебе суждено кормить рыб внизу, то ты и накормишь их здесь. Не все ли равно? Если тебе суждено умереть под автомобилем, то он подлетит к той витрине, около которой ты стоишь, и тебе не придется даже бежать за ним или преграждать ему дорогу.
– Вот ты как рассуждаешь! Если тебе суждено утонуть в воде, то ты спокойно можешь положить свою голову на рельсы и экспресс промчится по тебе, как по воздуху? Нет, брат, я этому не верю. Я не положу свою голову на рельсы. Я пойду наверх и посмотрю, что там делается.
Он взобрался наверх через коридорную шахту, а так как мне показалось, что он прав, то и я полез вслед за ним.
Наверху мы сели на рострах, тесно друг к другу. Нам пришлось держаться за поручни, иначе нас сорвало бы вниз.
Погода заметно портилась. Тяжелые валы яростно бились в железо бортов и разлетались о каюту шкипера.
– Если так будет продолжаться всю ночь, – сказал Станислав, – то завтра утром от каюты не останется и следа. Я почти уверен, что буря унесет всю среднюю часть корабля. Нам останутся только кладовые в носовой части корабля и машинное отделение, где стоит рулевая машина. Тогда прощай еда и питье. Ни одна мышь не найдет там ни крошки.
– Может быть, нам лучше взобраться выше, – посоветовал я, – если рубка отколется, то и мы уплывем вместе с ней.
– Ну, так-то сразу она не отколется, – заметил Станислав, – она будет отламываться по частям. И если внизу отлетит одна стена, у нас еще хватит времени взобраться наверх.
Станислав был прав.
Но и правда меняется вместе с обстоятельствами. Нет ничего, что не было бы когда-нибудь правдой. Но правду нельзя засолить, как солонину в бочке, и ждать, что через сто лет она все еще будет правдой.
Станислав был безусловно прав. Но через несколько минут он был уже не прав.
Три огромнейших волны, из которых каждая последующая казалась в десять раз тяжелее предыдущей, с чудовищным ревом, словно желая поглотить всю землю, обрушились на королеву.
Яростный рев и грохот валов были угрозой и местью королеве, осмелившейся так долго сопротивляться напору разъяренной стихии.
Третья волна заставила поколебаться несокрушимую королеву. Но она еще стояла. И все же мы оба почувствовали, что она подалась, что она не стоит уже так, как башня.
Волны отхлынули, чтобы дать дорогу трем следующим кипящим холмам.
Неистовая буря разогнала по небу тяжелые тучи, и они повисли, как клочья. Иногда в промежутке между ними показывалась полоса синего неба с блестящими ясными звездами, которые взывали к нам вниз в этом черном, ревущем, воющем бунте разъяренных стихий.
«Мы – покой и мир для тебя, сами же мы пылаем в огне неутолимого творчества и созидания. Не беги к нам, если ищешь покоя и мира. То, чего нет у тебя, мы не можем тебе дать!»
– Станислав! – крикнул я громко, хотя он сидел рядом со мной. – Валы возвращаются. Сейчас они сметут королеву.
При слабом свете звезд я увидел надвигающийся вал, приближавшийся к нам, как гигантское черное чудовище.
Чудовище метнулось вверх и взмахнуло своими мокрыми лапами над нашими головами.
Мы крепко держались за поручни, но королева дернулась и заметалась в когтях рифа, словно от сильной боли.
Второй вал переметнулся через нас. Мне показалось, что меня слизнула волна. Но я сидел еще крепко.
Королева стонала, словно раненная насмерть. Она металась еще некоторое время от боли, потом качнулась визжа и треща и легла на штирборт.
Средняя часть корабля наполнилась водой. Но все, что происходило там, едва доходило до моего сознания.
– Станислав, друг! – заревел я.
Закричал ли и он в этот момент, я не знаю, – я не мог услышать его крика.
Третий вал, самый тяжелый, катился на нас во весь свой чудовищный рост.
Королева скончалась.
Она умерла от страха. Третий вал поднял труп королевы Мадагаскара с такой легкостью, словно это была пустая раковина. И, несмотря на все свое неистовство, сделал это ласково и нежно. Он поднял ее труп, закружил его и вместо того, чтобы бросить еще раз о скалу и насладиться видом его поломанных костей, бережно и тихо положил его на бок.
– Бросайся вплавь, Пиппип, а не то мы останемся под коробкой, – крикнул Станислав.
Попробуй-ка плыть, когда тебя хлопнуло по руке краном или чем-то еще.
Но мог ли я плыть или нет, – вопрос был не в этом. Последний вал смыл меня и отбросил так далеко, что я уже не боялся очутиться под коробкой. Королева могла выдержать еще несколько минут. Корма была едва залита водой.
– Гой-го! – услышал я крик Станислава. – Где ты?
– Сюда. Я держусь крепко. Места достаточно! – заревел я в темноту. – Алло! Здесь! Гой-го! – кричал я беспрестанно, чтобы указать направление Станиславу.