Корабль мертвых. История одного американского моряка
Шрифт:
Я спросил:
– Сколько сейчас времени, малышка?
– Ох, – ответила она и весело засмеялась. – Ты, наверное, настоящий джентльмен, да? Ты так спрашиваешь про время, будто торопишься. Ох, какой хороший мальчик, – нежно погладила она меня, – не лишай себя удовольствия, будь кавалером, не оставляй свою девочку среди преступников. Тут вокруг много таких, а я ужасно труслива, разбойники могут меня убить.
Да, в таких обстоятельствах долгом крепкого американского моряка является защита беспомощных девочек. Мне с самого детства строго внушали: выполняй все, что попросит вот такая беспомощная трусливая девочка, исполняй все ее просьбы, даже если это сопряжено с риском. Поэтому в порт я вернулся только
Мне не раз приходилось видеть дитя, заблудившееся, потерявшее мать. Я даже видел людей, у которых сгорел дом или наоборот был унесен наводнением. Я видел животных, у которых отняли самку, а то и еще хуже. Все они выглядели печальными. Очень печальными. Но еще печальнее выглядит моряк, оставшийся в чужой стране, когда его корабль ушел. При этом пугает его вовсе не чужая страна. Моряк привык к чужим странам. Иногда он остается в чужих странах добровольно по каким-то своим личным причинам. Конечно, он и тогда выглядит печально, но не испытывает такой ужасной тоски и потерянности. Когда корабль уходит на родину без тебя, ты сразу чувствуешь себя брошенным. Ты сразу начинаешь понимать, что корабль, оказывается, свободно может обойтись без тебя, ты не так уж и нужен ему. Жалкая заклепка, потерянная кораблем, вполне может стать причиной его гибели, а вот ты ничего для него не значишь. Корабль нуждается в каждой заклепке, без него ему крышка, а отсутствие моряка имеет даже положительные стороны: компания сэкономит деньги на зарплате. Никому моряк не нужен на самом деле. Если выловят из воды его труп, даже опознавать не станут. Просто скажут: «Это моряк». Вот все, что можно сказать о таких, как я.
Но тосковать я не хотел. Сделай из плохого хорошее, сказал я себе. К черту «Тускалузу»! К черту это корыто, на морях много судов гораздо краше его. Ну-ка, друг, давай посчитаем, сколько плавает по морям судов? Полмиллиона, точно. И все они нуждаются в палубных рабочих. Антверпен огромный порт, сюда заходит множество кораблей. Конечно, не следует думать, что прямо сейчас капитан первого же судна крикнет в мегафон: «Эй, господин палубный рабочий, прыгайте на палубу, не уходите к соседу, прошу вас!». Но все равно когда-нибудь крикнет. Так что не стоит страдать из-за неверности этой «Тускалузы». Есть корабли получше. У нее только чистые каюты да хорошая еда. Вот и все преимущества. Жалко только, что проклятые беглецы, бросившие меня в Антверпене, жрут сейчас яичницу с беконом. Ох, хоть бы моя порция не досталась Слиму. Лучше бы она досталась Бобу, хотя и он та еще собака. Эти бандиты сейчас приступили к дележу, они заберут все мои вещи, а старшему офицеру скажут, что я ничего не имел. Слим и раньше воровал у меня туалетное мыло, видите ли, он не любит умываться простым, этот бродвейский разнаряженный жеребец. Yes, Sir, вы не поверите, на что они способны.
Ладно. Что мне теперь до этого корыта? По-настоящему меня тревожило только то, что в кармане денег не оказалось. Маленькая трусливая девочка так жалостливо рассказала ночью, что ее любимая мама умирает от тяжелой болезни, что я отдал ей все доллары, чтобы утром она смогла купить нужные лекарства. Я не хотел нести ответственность перед небом за смерть чудесной старушки, поэтому отдал девчонке все деньги, какие имел. Я ведь возвращался на корабль, где меня всегда накормят и напоят, а у девчонки мать была при смерти. Разве я не обязан был ей помочь?
3
Присев на какой-то ящик, я проследил весь путь «Тускалузы» в море. Очень надеялся, что скоро она напорется на морскую скалу и экипаж вынужден будет опустить шлюпки. Жаль, что она так ловко обходит рифы, я так и не услышал о ней плохих новостей. Все равно я желал ей всех несчастий. Лучше всего, если бы она попала в руки пиратов,
Это были хорошие мысли. Я начал подремывать, но тяжелая рука коснулась моего плеча. Чей-то голос зазвучал так торопливо, что я ничего не мог понять. Это меня разозлило. «Черт! – сказал я. – Заткнитесь. Мне тошно от вашего треска. Я ничего не понимаю. Идите к дьяволу».
– Вы англичанин? – спросили наконец по-английски.
– Нет, янки.
– Аха, значит американец.
– Ну да, – сказал я. – И оставьте меня в покое. Не хочу никого слышать.
– Но меня вам придется слушать.
– Это еще почему? Нуждаетесь в дружеском разговоре?
– Вы моряк?
– А вам какое дело?
– С какого корабля?
– С «Тускалузы». Новый Орлеан.
– «Тускалуза» ушла еще в три утра.
– Зачем вы мне это говорите? Неужели нет новостей более свежих? Эта уже смердит.
– Покажите ваши документы.
– Какие документы?
– Вашу корабельную книжку.
Ох, шоколадный крем с яблочным соком! Ох, яичница с беконом! Моя корабельная книжка! Понятно, она осталась в кармане моей тужурки, а тужурка лежала в моей сумке, а сумка уютно покоилась под койкой моей каюты. На «Тускалузе». Интересно, что сегодня подали на завтрак? Если негр пережарил сало для яичницы, я задам ему взбучку.
– Да, вашу корабельную книжку. Понимаете меня?
– Вроде бы да. Но корабельной книжки у меня нет.
– У вас нет корабельной книжки?
Надо было слышать, как он это спросил.
«Вы не верите, что существуют моря и океаны?»
И что ему она далась? Явно не поверил мне, и спросил в третий раз. Ему казалось непостижимым отсутствие корабельной книжки.
– Хоть какие-то документы у вас есть? Паспорт? Удостоверение личности?
– Нет, – уверенно сказал я.
– Тогда идите со мной.
– Куда? – я никак не мог понять намерения этого человека. Если он хочет потащить меня на какую-нибудь посудину, которая мне не нравится, я не пойду. И дозорное судно меня не устроит, эта служба не для меня. Я не видел поблизости никаких кораблей, но мне не нравилось, что он так энергично тащит меня.
– Куда? Сейчас поймете.
Не буду утверждать, что он произнес это любезно, хотя агенты по найму моряков бывают необыкновенно любезными, когда не могут найти матроса для какого-нибудь корыта. Значит, он имел в виду более приличное судно, не трещалку для каботажных рейсов? Не зря я говорил себе: не горюй, моряк, тебе повезет. Кораблей много, и везде нужны твои руки.
И мы пошли.
И оказались где?
Правильно, в полицейском участке.
Тут меня основательно обыскали. Не найдя ничего, стоящего внимания, человек, торжественный, как первосвященник, спросил сухо:
– Оружие? Инструменты?
Я был поражен. Вполне нормальный на вид человек. Неужели он думает, что я могу припрятать за поясом пулемет? Или держать в кармане бинокль? Неужели он думает, что у меня непременно окажется то, что он ищет? Я и так стоял перед столом, за которым суровый человек, похожий на первосвященника, смотрел на меня так, будто я спер у него бумажник. Он даже раскрыл толстый альбом, в котором было наклеено много фотографий. Все, наверное, его приятели. Он внимательно сличал мое лицо с фотографиями в альбоме. Никак не мог отыскать нужный снимок. Когда во время войны европейцам требовались наши солдаты, они нас узнавали издалека, а здесь нет, здесь успех ему не сопутствовал. Он сто раз взглянул на мое лицо и на фотографии. Напрасно. Ему только казалось, что он вот-вот меня узнает. Этого не произошло. Он опустил глаза и закрыл книгу. А я не помню, чтобы фотографировался в Антверпене. Дешевка мне не по душе, а в дорогих ателье нужны деньги.