Корабль отстоя
Шрифт:
Юля умерла в 1936 так же тихо, как и жила. Агата умерла в 1935, Петрунеля умерла ещё раньше. Не очень понятно, когда же умерла Розалия. Одно несомненно – кроме всех прочих, она родила нам дядю Витю.
Война
Дед Сергей в 1931 году поступил на воинскую службу. Сделал он это, как вскоре выясниться, только для того, чтоб пройти сначала финскую, а затем и Великую Отечественную. В 1940 он уедет в Брестскую
13 июня 1941 года встречать Гитлера к нему приедет его семья – жена и трое детей: Миша, Лида и Алла на руках.
22 июня на рассвете они услышат танки. Все выскочат на улицу. Они подумают, что это наши танки и что идет учение.
Головной танк развернет башню и на мгновение замрет. Потом весь мир разорвется.
За их спинами рухнет дом комсостава – в него попадет снаряд.
Дед сейчас же уйдет в сторону крепости.
Они увидят его теперь только в сорок четвертом.
На три года они останутся «под немцами».
Их приютят, потом они выроют землянку.
Лиду отдадут в деревню – пасти коров. Она так с ними и будет спать.
Моему отцу к тому времени будет уже семнадцать, и он станет главным кормильцем.
Вскоре их перепишут, учтут – с переписью у немцев все было в порядке – и отцу придет повестка на работу в Германию. Тогда его мать пойдет к коменданту и станет просить.
Она просила на отличном немецком языке, и он согласится оставить мальчишку работать на мельнице.
Она придет из комендатуры и скажет: «Дети! Запомните фамилию Крамер! Он только что спас нашего Мишу!»
На той мельнице работали поляки, и отец – несомненно, в благодарность Крамеру за спасение, – вступил в польское сопротивление.
Он потом долго и очень сносно говорил по-польски и по-немецки.
А младшие почти забыли русский – всюду слышалась чужая речь.
Лиду забрали из деревни. Однажды на мосту через железнодорожные пути её ударил по спине палкой огромный немецкий солдат.
Она бежала и плакала.
После этого она очень сильно боялась немцев.
Как-то детям в лесу встретились немецкие фуражиры на лошадях.
Они их испугались и с плачем пытались обнять им сапоги.
А перед приходом Советская Армия сильно бомбила. Они пережидали бомбежку в землянке. Мой отец тогда сказал: «Сидим здесь и ждем своей смерти».
Когда они выбежали из землянки, в неё попала бомба. Они снова остались живы, и снова совсем без вещей.
Дед нашел их сам. Немцы отступили и пришли наши. Маленькая Лида стояла в лесу, а к ней направлялись двое военных. Что-то она почувствовала, а, может, ей это только показалось.
«Девочка! – сказали военные, – А не знаешь ли ты здесь…» – через мгновение она уже повисла на одном из них, крича сразу на трех языках.
Она не выпускала его руку из своей ладошки, пока вела его по мелколесью.
«Это мой папа!» – сказала она матери.
Мой отец ушёл на войну в сорок четвёртом. Воевал он вместе с дедом. Когда я спрашивал его, что такое война, он говорил: «Война – это грязь».
Эльмар
В десятом классе к нам пришел Эльмар.
Всегда аккуратный, немногословный, задумчивый, из профессорской семьи. Папа, мама – биологи.
Бабушка у него не говорила по-русски и носила на голове шелковый платок. Как всякая восточная женщина, в присутствии мужчин, пусть даже собственного внука с приятелем, она подаст на стол чай и сладости, и тотчас же исчезнет.
Я был у них дома. Хороший дом.
Мы с Эльмаром спорили обо всем на свете и бегали стометровку. Он хотел сдать на первый разряд.
Кроме безупречного русского, Эльмар говорил ещё и на литературном азербайджанском, и учитель этого языка на уроках слушал его с придыханием.
После школы Эльмар стал биологом.
Он изучал бабочку, вредящую хлопководству.
Столько лет прошло, а мне все кажется, что вот сейчас зазвонит телефон, я сниму трубку, а он мне скажет: «Привет, брат!»
Последняя драка детства
В последний раз в детстве я дрался в десятом классе.
Я ехал с девчонками в переполненном автобусе из города с дополнительных занятий. По математике.
Таня что-то сказала каким-то ребятам, сидящим прямо перед ней.
На остановке мы вышли, и они выскочили за нами. Они пытались побить Таню. Я ударил одного из них первым. Их было четверо, и они на меня налетели со всех сторон.
Я прижался к стене.
Наши девочки били их портфелями.
Потом эту драку мы долго обсуждали. Я был горд.
Нона
Судьба принимает всякие очертание. В моем случае она приняла очертания тети Ноны.
У моей мамы было две подруги: Нона и Ийя. Обе с детства интересовались военными.
Моя мама тоже ими интересовалась, но только она всегда была девушкой на выданье, она долго перебирала кавалеров и, наконец, она выбрала.
Моего отца.
Он не был военным, но это не помешало тете Ноне в девятом классе у нас появиться.
Лучшего агитатора Красная Армия ещё не знала. Тетя Нона пела, плясала, размахивала руками и прищелкивала языком, когда она говорила о флоте и о моряках.