Корабль палачей(Романы, повести, рассказы)
Шрифт:
Хоул понял, что крейсер, вероятно, был загнан сильным северным ветром на мель, и команда покинула судно, уйдя на шлюпках в неизвестном направлении.
Его имя было дано другому судну к огорчению контрабандистов, но это уже совсем другая история.
Когда канаки узнали о случившемся, они поняли, что на острове не было никакого злого духа. После того как Хоул сообщил им, что на покинутом судне сохранилось множество деталей из меди и свинца, они восприняли эту новость с энтузиазмом, так как Хоул щедро поделился с ними полученными за продажу цветных металлов деньгами.
Через несколько недель «Си-Хантер» бросил якорь возле одного из тихоокеанских островов, где получил неплохие деньги за останки «Васпа». Хоул смог приобрести новый хронометр, пенковую трубку с янтарным наконечником и шейный платок из красного шелка.
Колетт
Однажды вечером, когда наше судно «Хеерендам» возвращалось из Рангуна, угроза тайфуна заставила нас укрыться в хорошо защищенной бухте Мартабана. Тайфун не обратил на нас внимания и отправился куролесить вдоль побережья Малаккского полуострова.
Вдали, над зеленой стеной джунглей, виднелись причудливые крыши нескольких небольших пагод, указывавших на присутствие деревни.
Мы спустили на воду шлюпку; высадившись на берег, я двинулся по узкой, шириной не более локтя, тропинке, рассчитывая купить птицу и рыбу, а если повезет, то и молока буйволицы.
Когда я возвращался на судно с несколькими только что обезглавленными утками, болтавшимися у меня за спиной, я встретился с тигром.
Хищник фыркнул, почуяв свежую кровь, явно раздразнившую его аппетит; я швырнул ему в морду ругательство, единственное, что мог использовать для защиты.
Животное показалось мне грязным и тощим, и шкура его была со следами чесотки.
Вряд ли можно рассчитывать, что эти громадные кошки оказываются менее опасными, даже если их морда выражением напоминает китайского ростовщика. Скорее, можно ожидать обратного, поскольку их тощие бока свидетельствуют о муках голода.
Но мой тигр раз фыркнул, чихнул и скрылся навсегда в высокой траве.
С этого дня я стал считать себя табу и перестал верить в ставшее общеизвестным мнение о свирепости хищников вообще и тигров в частности.
Таким образом, через пару лет я без малейшего сомнения согласился работать с хищниками в зоопарке Кассегрена.
Старина Кассегрен разъезжал по ярмаркам, представляя зрителям шоу с хищниками, которых он весьма умело дрессировал.
Однако после отъезда из Тулузы случилось несчастье.
Лев по кличке Чемпион простудился, начал кашлять и отказался есть, несмотря на отличные куски мяса, пачкавшие кровью подстилку в его клетке. Разумеется, с животным нельзя работать, когда оно находится в такой плохой форме. Но в отсутствие Чемпиона львица Мукере отказалась выполнять хорошо известные ей трюки. Она лежала посреди своей клетке, ворчала, скалила зубы и хлестала себя по бокам тяжелым хвостом. Пришлось оставить и ее без дела.
У Кассегрена оставался только гималайский медведь, животное невероятно глупое, требовавшее хорошей еды, долго спавшее и, когда оно было в хорошем настроении, соглашавшееся постучать в барабан. Конечно, этого было недостаточно, чтобы привлечь публику, тем паче что Ладислав, как звали медведя, иногда, развлекаясь, швырял палочки в зрителей.
В результате в Тулузе случилось несчастье, когда барабанная палочка попала в лицо пришедшей с детьми воспитательнице и выбила ей глаз. Кассегрену пришлось заплатить пострадавшей большие деньги и продать медведя за сущие гроши.
В это время один из наших конкурентов, находившийся на грани разорения, выставил на продажу великолепного бенгальского тигра, прошедшего, по словам продавца, хорошую дрессировку. Кассегрен собрал все, что у него оставалось в резерве, кое-что подзанял у Сеппи, человека с верблюжьими ногами, и купил тигра.
— Кто будет работать с ним? — поинтересовался продавец.
Кассегрен тигров никогда раньше не дрессировал, но вспомнил, что я рассказывал ему историю с тигром в Мартабане. Он дружески похлопал меня по плечу и сказал:
— С ним будет работать Джонни — никто лучше него не знает тигров!
Юношеская гордость не позволила мне отказаться.
Продавец, вполне удовлетворенный, пожал мне руку и сказал мне, рассовывая по карманам деньги Кассегрена:
— Как видите, Джонни, я не только не получил все, что причитается за такое прекрасное животное, но ваш хозяин не выполнил требования обычая, согласно которому новый дрессировщик опасного хищника получает небольшой подарок от нового владельца или от продавца. Я не могу дать вам денег; как вы смотрите на замечательную ученую сороку? Она болтает, словно консьержка, и вы всегда сможете продать ее какой-нибудь чокнутой старушке, которой требуется собеседница.
Таким образом я стал хозяином Колетт, сороки-болтушки, существа склочного, жуликоватого, но чертовски забавного. Всего через несколько дней, несмотря на ее отвратительный характер, мы стали настоящими друзьями.
Мы направились на северо-запад, и Кассегрен устроил шоу в Кагоре. Местная публика обожает ярмарочные представления; поэтому известие о свирепом бенгальском тигре, «ужасном тигре по кличке Факир», как говорилось в афише, позволило заполнить «под завязку» палатку Кассегрена.
— Ну, приятель, постарайся проделать хорошую работу; от первого дня зависит последующий успех. Я надеюсь, что для парня, способного надурить тигра в джунглях, проблем на арене не будет!
Вот как должно было выглядеть выступление Факира.
Сначала он сидел на табуретке, обтянутой красной материей, потом стрелял из пистолета, проделывал несколько танцевальных па под звуки барабана и, наконец, обнимал меня.
Сначала выступили три ученых собаки, разыгравших небольшую пантомиму, потом несколько небольших бантамских петушков станцевало джигу, и старый шимпанзе, куривший трубку, изобразил игру в карты.
Доброжелательная публика аплодировала, но было ясно, что все ждали выступления тигра.