Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)
Шрифт:
Афина от изумления разинула рот.
— Одна тысяча семьдесят пять, достойная цена, — завершил продавец. — Вам завернуть или вы хотите довести ее до дома пешком?
Мысли, будто рой сердитых шершней, жужжали в голове Афины Бьюсон. Какой это будет чудесный товарищ для Гарднера. Но тысяча семьдесят пять! Когда Рутлен увидит чек, от его крика повылетают стекла.
— Вы сделаете правильный выбор, — произнес продавец.
Ему необходим товарищ!
— Можно запросто оформить покупку в кредит. — Продавец легко догадался, в чем причина нерешительности, и нанес coup de grice [22] .
22
Здесь:последний, решающий удар (фр.). (Прим. ред.)
Все мысли исчезли, словно фишки, сметенные крупье с игрового стола. Глаза Афины загорелись, внезапная улыбка тронула уголки рта.
— Куклу-мальчика, — попросила она живо. — Годовалого.
Продавец поспешил к полкам…
Стекла не вылетели, но в ушах у Афины звенело даже полчаса спустя.
— Ты рехнулась? — вопил муж, и от его крика в мозг впивались кинжалы. — Тысячу семьдесят пять!
— Можно платить по частям.
— Чем? — взвизгнул он, — Возвращенными рукописями и глиной?
— А ты бы хотел, — заморгала Афина, — чтобы твой сын целыми днями был один? Слонялся по дому. Рвал. Разбивал. Трепал. Громил.
Рутлен болезненно кривился при каждом слове, будто утыканные гвоздями дубинки вонзались ему в голову. Глаза за толстенными линзами закрылись. Он припадочно трясся.
— Хватит. — Он поднял, сдаваясь, бледную руку, — Хватит, хватит.
— Давай покажем куклу Гарднеру, — предложила возбужденная Афина.
Они поспешили в маленькую спальню сына. Тот был занят тем, что обрывал занавески. Рутлен зашипел, втянув внутрь щеки, оттащил сына от подоконника и стукнул костяшками пальцев по голове. Гарднер разок моргнул глазами-бусинками.
— Опусти его на пол, — быстро произнесла Афина. — Пусть посмотрит.
Гарднер, разинув рот с одиноким зубом, уставился на небольшую куклу, которая молча стояла перед ним. Кукла была примерно его роста, темноволосая, синеглазая, румяная, в подгузнике, в точности как настоящий младенец.
Гарднер сердито заморгал.
— Запускай механизм, — шепнул Рутлен, и Афина, наклонившись, нажала на едва заметную кнопку.
Гарднер, задумчиво пуская слюни, шлепнулся на зад, когда игрушечный мальчик улыбнулся ему.
— Ба-би-ба-ба-а! — истерически завопил Гарднер.
— Ба-би-ба-ба-а! — эхом отозвалась кукла.
Гарднер, широко распахнув глаза, быстро отполз назад и, опасливо съежившись, наблюдал, как игрушечный мальчик надвигается на него. Дальше была стена, и он так и застыл, сжавшись в комок от изумления, пока кукла не остановилась прямо перед ним.
— Ба-би-ба-ба-а. — Мальчик-кукла снова улыбнулся, потом рыгнул и принялся отплясывать джигу на линолеумном полу.
Пухлые губы Гарднера вдруг растянулись в ухмылке слабоумного. Он счастливо забулькал. Глаза родителей разом сомкнулись, блаженные улыбки расцвели на благодарных лицах, все мысли о финансовой стороне вопроса испарились.
— Бо-о-же, — в изумлении протянула Афина.
— Не могу поверить, что это правда, — произнес супруг с благоговейным трепетом…
Несколько недель они были неразлучны, Гарднер и его работающий от мотора друг. Они вместе сидели на корточках, обмениваясь бессмысленными взглядами, хихикали по поводу каких-то личных радостей и вообще получали полное удовольствие от своего слюнявого тет-а-тет. Что бы ни делал Гарднер, кукла делала то же самое.
Что касается Рутлена и Афины, они праздновали восстановление почти позабытого мира. Вопли, от которых нервы завязывались в узды, больше не ударяли молотом по голове, и грохот разбившейся посуды больше не стоял в воздухе. Рутлен сочинял стихи, Афина ваяла, каждый в своем благословенном уединении.
— Вот видишь? — сказала она как-то вечером за столом. — Вот и все, что было нужно, — компаньон.
И Рутлен покивал, со всей серьезностью признавая жизненную мудрость жены.
— Верно, так и есть, — счастливо прошептал он.
Неделя, месяц. Затем, постепенно, начались метаморфозы.
Однажды утром глаза Рутлена, погрязшего в вязком болоте пентаметра, вдруг превратились в мраморные сферы.
— Чу! — Он обратился в слух.
Треск отрываемых от тела плюшевых конечностей.
Рутлен тут же кинулся в детскую и застал своего единственного отпрыска за извлечением ватных внутренностей из до сих пор любимого мишки.
Поэт с мутным взором застыл на пороге комнаты, сердцебиение, как когда-то, участилось до болезненного грохота. Гарднер потрошил мишку, а его механический компаньон сидел рядом на полу и наблюдал.
— Нет, — взмолился поэт, понимая, что это самое настоящее «да». Он уполз обратно в комнату, каким-то образом убедив себя, что это была случайность.
Однако в самом начале обеда пальцы и Рутлена, и его жены с такой силой вцепились в сэндвичи, что кусочки помидоров выскочили и булькнули в кофе.
— Что, — в ужасе спросила Афина, — что это такое?
Гарднер с куклой были обнаружены уютно устроившимися в куче того, что в более счастливые времена было растением в горшке.
Кукла с любопытством наблюдала, как Гарднер набирает полные пригоршни черной земли и сыплет дождем на ковер.
— Нет, — произнес поэт с возрождающимся гневом.
— Нет, — эхом слетело с побелевших губ Афины.
Сын был отшлепан и отправлен в кровать, кукла заперта в чулане. Недоуменные вопли звенели в ушах, пока супруги в безмолвии заканчивали обед, и пищевые кислоты обретали такую едкость, от которой сводило живот.
Лишь одно замечание было высказано вслух, когда они возвращались к своим трудам, и высказала его Афина.