Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)
Шрифт:
Кэрол вздохнула.
— Кажется, как будто бы все было только вчера, правда? — произнесла она.
Он осторожно вдохнул.
— Мне так не кажется, — ответил он.
— О, милый.
Она легонько ущипнула его за руку.
— Это Арти, — произнес его агент. — Угадай, что скажу!
Оуэн ахнул.
— Не может быть!
Он нашел ее в подвале, она закладывала постельное белье в стиральную машину.
— Милая! — выкрикнул он. Простыни разлетелись.
— Получилось! — воскликнул он.
— Что?
— Кино, кино! Они покупают «Пэров и герольдов»!
— Не может быть!
— Да! И еще… присядь и послушай… нет, ты присядь, не то упадешь: они готовы выложить за них двенадцать с половиной тысяч долларов!
— Ой!
— Но и это еще не все! Они дают мне десять недель на то, чтобы я написал сценарий, и заплатят за каждую неделю работы семьсот пятьдесят долларов!
Она ахнула.
— Мы богачи!
— Не совсем, — он бегал взад-вперед, — но это только начало, всего лишь на-ча-ло!
Октябрьский ветер, словно волны прибоя, накатывал на темные поля. Конусы света от фар чертили по небу.
— Жаль, что детей здесь нет, — сказал он, обнимая ее.
— Они бы только замерзли и раскапризничались.
— Кэрол, а ты все же не хочешь…
— Ты ведь знаешь, Оуэн, я бы поехала с тобой, если бы могла, но тогда придется забрать Джонни из школы, да и дорого. Это же всего на десять недель, милый. Не успеешь оглянуться…
— Посадка на рейс номер двадцать семь до Чикаго и Лос-Анджелеса, — объявил громкоговоритель, — у третьего выхода.
— Как быстро. — Она вдруг отвела глаза, прижалась к нему обветренной щекой, — О, милый. Я буду так по тебе скучать.
Толстые колеса шуршали внизу, стены салона задрожали. Моторы ревели все громче и громче. Взлетное поле осталось позади. Оуэн оглянулся. Цветные огни были уже далеко. Где-то среди них стояла Кэрол, глядящая, как его самолет исчезает в темноте. Он откинулся на спинку кресла и на миг закрыл глаза. «Мечта», — подумал он. Полететь на запад, чтобы писать сценарий по собственному роману. Святый боже, просто мечта!
Он сидел, утопая в углу кожаного дивана. Его кабинет был огромен. Полуостров полированного стола тянулся от стены, роскошный стул был аккуратно придвинут рядом. Твидовые занавески приглушали бормотание кондиционера, подобранные со вкусом репродукции украшали стены, а ковер под ногами пружинил, словно губка. Оуэн вздохнул.
Стук прервал его грезы.
— Да? — отозвался он.
Вошла блондинка в обтягивающем свитере.
— Я Кора. Ваш секретарь, — сказала она.
Было утро понедельника.
— Восемьдесят пять минут, плюс-минус, — ответил Мортон Цукерсмит, продюсер. Он подписал очередное извещение. — Прекрасный хронометраж, — Он подписал очередное письмо. — Возьмите это и ступайте, — Он подписал очередной контракт. — Кино — особенный мир.
Он сунул ручку в ониксовую подставку, и его секретарша исчезла, унося пачку бумаг. Цукерсмит откинулся на спинку кожаного кресла, подложив руки под голову, рубашка поло расходилась на груди от каждого вдоха.
— Особенный мир, парень, — повторил он. — А. Вот и наша девочка.
Оуэн встал, мышцы живота дрогнули, когда в комнату впорхнула Линда Карсон и протянула руку цвета слоновой кости.
— Мортон, милый, — проговорила она.
— Доброе утро, дорогая. — (Ее рука утонула в лапе Цукерсмита.) — Позволь представить тебе автора «Леди и герольда».
— Я так рада познакомиться с вами, — сказала Линда Карсон, урожденная Виргиния Остермейер. — Я влюбилась в вашу книжку. Как бы объяснить…
Он вздрогнул, когда вошла Кора.
— Не вставайте. Я просто принесла ваши страницы. Мы дошли уже до сорок пятой минуты.
Оуэн смотрел, как она располагается за письменным столом. Ее свитеры с каждым днем становились все тоньше и тоньше. От каждого вдоха ткань опасно натягивалась, угрожая порваться.
— Как читается сценарий? — спросил он.
Она восприняла это как приглашение пересесть на подлокотник его кресла.
— Мне кажется, у вас получается просто восхитительно. — Она скрестила ноги, и нижняя юбка прошуршала по коленям пенным кружевом, — Вы очень талантливы, — Она набрала побольше воздуха в грудь. — Но имеются отдельные моменты, — продолжала она. — Я могла бы указать на них прямо сейчас, но уже время обеда и…
Они отправились обедать вместе, в тот день и в последующие. Кора начала его опекать, направлять, как будто бы он не мог писать сам. Каждое утро она врывалась к нему с улыбкой и кофе, за обедом говорила, какие блюда лучше приготовлены, водя его ладонь по меню, после обеда непременно таскала его в буфет пить апельсиновый сок, намекала за вечерней работой на их отношения, претендуя на место в его жизни, которого он для нее не планировал. По-настоящему расплакалась, когда однажды он отправился обедать без нее, и, когда он похлопывал ее по плечу, неловко утешая, она вдруг прильнула к нему, ее твердый рот умело принялся за дело, выпуклые формы вжались в него. Он отодвинулся назад, ошеломленный.
— Кора.
Она погладила его по щеке.
— Не думай об этом, милый. У тебя важная работа.
Потом она ушла, и Оуэн сидел за столом, ощущая тревожное покалывание в кончиках пальцев. Неделя, еще неделя.
— Привет, — сказала Линда. — Как поживаешь?
— Отлично, — ответил он, в этот момент вошла Кора, одетая в тесный габардин, в обтягивающий шелк. — Обед? Я с удовольствием. Встретимся с тобой в… А. Хорошо! — Он повесил трубку. Кора пристально смотрела на него.