Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)
Шрифт:
Опускаясь на красное кожаное сиденье «линкольна», он увидел на другой стороне улицы Кору, она провожала его угрюмым взглядом.
— Привет, Оуэн, — сказала Линда.
«Линкольн» вписался в поток других машин. «Вот ведь глупость», — подумал Оуэн. Надо будет как-то разобраться с Корой.
Первый отказ она восприняла как благородный жест, сделанный самоотверженным супругом ради жены и детей. По крайней мере, казалось, что она восприняла это так. Господи, как все сложно.
Потом был обед на бульваре Сансет-Стрип, позже — ужин, Оуэн был уверен, что столько часов, проведенных им в обществе Линды, убедят Кору, что она его не интересует. На следующий вечер был ужин и филармония, еще через два дня — танцы и поездка на побережье, на следующей неделе — пробный показ в Энсино.
Оуэн так и не понял, в какой именно момент все вышло из-под контроля. События приняли необратимый характер с того вечера, когда, остановившись на берегу океана, под звуки тихо напевающего радио, Линда непринужденно прижалась к нему, ее известное всему миру тело придвигалось все ближе, сочные губы впивались в него:
— Дорогой.
Он лежал без сна, размышляя о прошедших неделях, о Коре и Линде, о Кэрол, которая вылиняла до смутного образа, сотканного из ежедневных писем, слабого голоса в телефонной трубке и улыбающегося лица с фотокарточки на столе.
Он почти закончил сценарий. Скоро полетит обратно домой. Сколько времени прошло. А где же стыки, где швы? Где следы того, что это время действительно шло, если не считать жалких обрывков воспоминаний? Все это похоже на тот прием, которому его научили на студии, — монтаж, серия быстро следующих одна за другой сцен. Вот и жизнь похожа на монтаж, серия быстро следующих друг за другом сцен, которые мелькают на экране чьего-то сознания и тут же исчезают.
В номере гостиницы его походные часы прожужжали один раз. Он даже не взглянул на них.
Оуэн бежал, преодолевая сопротивление ветра и снега, но Кэрол нигде не было видно. Он постоял, оглядываясь по сторонам, в зале ожидания, среди острова из людей и багажа. Неужели заболела? На его телеграмму не было ответа, но ведь…
— Кэрол? — В телефонной будке было жарко и душно.
— Да, — ответила она.
— Господи, дорогая, неужели ты забыла?
— Нет.
Поездка до Нортпорта на такси была утомительнейшим путешествием мимо засыпанных снегом деревьев и лужаек, с остановками перед каждым светофором, с грохотом колесных цепей по серым от слякоти улицам. Она говорила по телефону таким убийственно спокойным тоном. «Нет, я не больна. Линда немного простужена. Джон в порядке. Не смогла найти няню». Холодок нехорошего предчувствия беспокоил его.
Наконец-то дом. Он представлял его именно таким, молчаливо стоящим среди голых деревьев, со снежной мантией на крыше, со струйкой дыма, спиралью уходящей из трубы в небеса. Он дрожащими руками отдал водителю деньги и развернулся, надеясь увидеть распахнутую дверь. Дверь была закрыта. Он ждал, но его так никто и не вышел встретить.
Он прочитал письмо, которое она в итоге ему дала. «Дорогая миссис Кроули, — начиналось оно, — мне кажется, вам следует знать…» Его глаза отыскали сделанную детским почерком подпись внизу. «Кора Бейли».
— Зачем эта грязная маленькая… — Он не смог завершить фразу, что-то его удержало.
— Боже мой. — Она стояла перед окном и дрожала, — До самого этого мига я молилась, чтобы это оказалось ложью. Но теперь…
Она передернулась от его прикосновения.
— Не надо.
— Ты не поехала со мной, — обвиняюще произнес он. — Ты не поехала.
— И в этом твое оправдание?
— Что мне делать? — спрашивал он заплетающимся языком, сидя над четырнадцатой порцией виски с содовой. — Что? Я не хочу ее потерять, Арти. Я не хочу потерять ее и детей. Что же мне делать?
— Не знаю, дружище.
— Эта грязная маленькая… — забормотал Оуэн, — Если бы не она…
— Не вини в этом глупую потаскушку. Она всего лишь приправа. А кашу заварил ты сам.
— Что мне теперь делать?
— Ну, во-первых, — сказал Арти, — начни более активно участвовать в жизни. Это же не пьеса, которую тебе показывают. Ты сам на сцене, ты один из героев спектакля. Либо ты действуешь сам, либо тебя передвигают как пешку. Никто не собирается сочинять диалоги или играть вместо тебя, Оуэн. Ты сам за себя. Запомни это.
— Любопытно, — произнес Оуэн. Тогда и позже, в тишине гостиничного номера.
Неделя, две недели. Бесчисленные прогулки по Манхэттену, в шуме и одиночестве. Фильмы в кинотеатрах, обеды в забегаловках, бессонные ночи, попытки утопить горе в вине. Наконец отчаянный телефонный звонок.
— Кэрол, забери меня обратно, пожалуйста, забери меня обратно.
— О, милый. Возвращайся домой.
Еще одна поездка на такси, на этот раз полная радости. Свет над крыльцом, распахнутая дверь, выбегающая навстречу Кэрол. Они обнимаются, вместе входят в дом.
Большой вояж! Калейдоскопическая смена мест и событий. Туманная Англия весной, широкие и узкие улицы Парижа, оживленный, разделенный Шпрее Берлин и разделенная Роной Женева. Милан в Ломбардии, сотни островов Венеции с их осыпающимися дворцами, сокровища Флоренции, обнимающий море Марсель, защищенная горами Ривьера, древний Дижон. Второй медовый месяц, доводящая до головокружения череда нового, наполовину увиденного, наполовину прочувствованного, словно вспышки лихорадочного жара в окутывающей темноте.
Они лежали на берегу реки. Солнечные лучи покрывали воду сверкающими монетками, рыбины лениво плескались в теплой влаге. Содержимое корзины для пикников было почти истреблено. Кэрол лежала головой на его руке, он чувствовал грудью ее теплое дыхание.
— Куда уходит время? — спрашивал Оуэн. Не у нее, не у кого-то еще — у небес.
— Дорогой, ты чем-то расстроен, — Она поднялась на локте, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Именно. Ты помнишь тот вечер, когда мы смотрели «Мгновенье или вечность»? Помнишь, что я тогда сказал?