Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)
Шрифт:
Уилсон сидел, разглядывая блестящую и даже лоснящуюся поверхность пистолета и симметрию его частей. Этот пистолет Уилсон приобрел около года назад. Тогда он думал, что покупает оружие для зашиты от грабителей и подростковых шаек в тех городах, куда ему приходилось ездить. Но в глубине души Уилсон всегда знал: это лишь видимость причины. Настоящая причина была только одна, и с каждым днем он все больше думал о ней. Это ведь так просто: здесь и сейчас.
Уилсон закрыл глаза и судорожно проглотил слюну. В ней до сих пор сохранялся жгучий привкус мяты. В самолетном туалете было холодно. Уилсон сгорбился, держа пистолет обеими руками. Блестящий, тщательно
«Боже, отпусти меня!» — мысленно выкрикнул он.
— Отпусти меня, освободи!
Уилсон едва узнал свой всхлипывающий голос.
Потом он резко выпрямился. Сжав губы, убрал пистолет в клеенчатый мешок, а мешок бросил на дно портфеля и застегнул портфельную молнию. Уилсон встал, открыл дверь и быстро пошел на свое место. Сев, увидел, что до сих пор держит в руках футляр с туалетными принадлежностями. Он снова раскрыл портфель и запихал туда футляр. Потом нажал кнопку на подлокотнике кресла и откинулся на опустившуюся спинку. Он — бизнесмен, и завтра его ждут дела. Все очень просто: тело устало и требует сна. Сейчас он будет спать.
Через двадцать минут Уилсон опять перевел кресло в сидячее положение. Его лицо превратилось в маску покорности судьбе. «К чему сражаться с природой? — подумал он. — Если не спится, незачем изводить себя попытками уснуть. Пусть будет так, как есть».
Уилсон снова достал газету и принялся разгадывать кроссворд. Дойдя до половины, он начал клевать носом. Газета упала ему на колени. В глазах ощущалась резь от усталости. Сев прямо, Уилсон покрутил плечами, затем потянулся. И что теперь? Читать он не хотел, а спать не мог. Он взглянул на часы. Из восьми часов полета в Лос-Анджелес оставалось еще семь. Как скоротать эти семь часов? Уилсон обвел глазами салон. Кроме него и еще одного пассажира в переднем отсеке, все спали.
Его вдруг захлестнуло волной ярости. Захотелось закричать, что-нибудь сбросить, кого-нибудь ударить. Уилсон до боли в челюстях стиснул зубы. Потом судорожным движением отдернул шторки и хищно уставился в иллюминатор.
На крыле вспыхивали и гасли сигнальные огни. Из-под кожуха двигателя вырывались слабо мерцающие облачка выхлопов. Он летел сквозь морозную темноту, в гудящей «скорлупе смерти», на высоте двадцати тысяч футов.
Внезапно небо осветилось молнией, создав иллюзию дня. Уилсон вздрогнул и проглотил накопившуюся слюну. Неужели они попадут в грозу? Самолет показался ему щепкой во власти небесных стихий. Мысль была не из приятных. Уилсон плохо переносил полеты. Любое лишнее движение доставляло ему страдания. Наверное, самое правильное сейчас — принять несколько таблеток драмамина [53] , чтобы чувствовать себя увереннее. Естественно, его место оказалось рядом с аварийной дверью. Вдруг она случайно распахнется, и его сдует с кресла, унесет в темную воздушную пучину?
53
Одно из коммерческих названий дименгидрината — препарата, применяемого для устранения проявлений морской и воздушной болезни. (Прим. перев.)
Уилсон несколько раз моргнул и мотнул головой. В затылке покалывало. Он приник к иллюминатору и сидел неподвижно. И вдруг за стеклом… Он был готов поклясться, что…
Внутренности как будто превратились в тугой узел. Глаза были готовы вылезти из орбит. По крылу кто-то полз!
Судорога в животе сменилась позывами на рвоту. Неужели какой-нибудь несчастный кот или пес забрался перед вылетом на крыло и сумел там удержаться? Сама мысль об этом была тошнотворной. Уилсон представил, какой ужас испытало бедное животное, оказавшись в воздухе. Но ведь крыло металлическое, а не деревянное. Там не за что зацепиться. Нет, такого просто не может быть. Наверное, это птица или…
Снова вспыхнула молния, и Уилсон увидел, что это… человек.
Уилсон оцепенел. Он следил за темной фигурой, ползущей по крылу. Это невозможно! Наверное, бедняга вопил от ужаса, но Уилсон не слышал. Он слышал только бешеные удары своего сердца и видел только человека за стеклом.
Потом его словно окатили ледяной водой. Разум принялся торопливо изыскивать спасительное объяснение. Наверное, по какому-то чудовищному стечению обстоятельств авиамеханик, осматривавший крыло, не сумел вовремя покинуть самолет. Но ему удалось за что-то уцепиться и не упасть (хотя при этом ветер сорвал с него всю одежду, а воздух за бортом был невероятно холодным и малопригодным для дыхания).
Уилсон не оставил себе времени на контраргументы. Он вскочил и крикнул:
— Стюардесса! Стюардесса!
Его крик глухо разнесся по салону. Для верности Уилсон вдавил еще и кнопку вызова, потом снова крикнул:
— Стюардесса!
Встревоженная стюардесса уже бежала по проходу. Увидев лицо Уилсона, она остановилась как вкопанная.
— Там, снаружи — человек! Человек! — закричал Уилсон.
— Что?
Он видел, как у нее натянулась кожа на щеках и под глазами.
— Посмотрите туда! Посмотрите!
Уилсон рухнул в кресло и дрожащей рукой указал на иллюминатор.
— Он ползет по…
Слова застряли у него в горле, превратившись в бульканье. На крыле никого не было.
Уилсона трясло. Он еще не поворачивался к стюардессе, а лишь видел ее отражение в стекле иллюминатора. На ее лице было написано полное недоумение.
Наконец он повернулся и посмотрел на стюардессу. Ее накрашенные губы шевельнулись, будто она хотела что-то сказать. Но она ничего не сказала, а лишь сомкнула губы и проглотила слюну. Потом на лице появилась фальшивая улыбка.
— Простите, — пробормотал Уилсон. — Должно быть, мне…
Он умолк, как будто сказал все, что хотел сказать. С другой стороны прохода на него с сонным любопытством таращилась девочка-подросток.
— Вам что-нибудь принести? — откашлявшись, спросила стюардесса.
— Стакан воды.
Стюардесса повернулась и ушла.
Уилсон глубоко вздохнул, отвернувшись от любопытной девчонки. Он испытывал такое же любопытство к самому себе. Неужели это он сейчас вел себя как сумасшедший? Еще хорошо, что его не захлестывали видения, от которых бы он вопил, бил себя кулаками по вискам и рвал волосы.
Он резко закрыл глаза. Но ведь на крыле был человек. Там действительно был человек. Уилсон не сумасшедший и не стал бы понапрасну звать стюардессу. И вместе с тем такое просто невозможно. Уилсон отчетливо это сознавал.
Он сидел с закрытыми глазами и думал о том, как бы повела себя Жаклин, если бы они летели вместе. Сидела бы тихо, онемев от ужаса? Или наоборот, стала бы улыбаться, болтать о разных пустяках и всячески показывать, что ничего не видела? А что бы подумали его сыновья? Уилсон чувствовал, как в груди поднимаются беззвучные рыдания. Боже мой!