Корабль странников
Шрифт:
— Ну, по крайней мере Локальная Группа по-прежнему видна, — не подумав, сказал Сердженор, и тут же пожалел о своих словах.
— Великолепно. Это весьма утешает, — сказал Шиллинг. — Когда мы начнем дохнуть с голоду, можно будет развернуть телескопы и любоваться Локальной Группой. И помахивать друзьям ручкой.
— Это общее собрание, — ответил ему Сердженор. — Прибереги сарказм для собственной каюты. А также слюни и сопли. О'кей?
— Нет, не о'кей. — Шиллинг начал наливаться кровью. — И вообще, кто ты, собственно, здесь такой?
Он медленно приподнялся,
Схватив Шиллинга за предплечье, Моссбейк вернул того в кресло.
— Э-э-э… Я ведь, знаете ли, специалист по гостиничному бизнесу… Я завербовался в КУ на два года, чтобы скопить деньжат, и я мало что понимаю в физике, тем паче в физике бета-пространства, — сказал Моссбейк. — Но аналогия с течением мне понятна. Хотелось бы только узнать, нельзя ли пойти против течения? Нет ли способа, петляя, вернуться назад той же дорогой?
Гиллеспи наклонился вперед.
— В принципе, имея специальное оборудование и ресурсы, это вполне возможно. Но это, если верить Уэкопу, в лучшем случае, не менее двухсот прыжков в бета-пространстве — при самых благоприятных условиях. А резерв топливных капсул у нас, к моему прискорбию, ограничен. Тридцать миллионов световых лет, не больше. И еще — фактор времени. Без навигационных карт Уэкопу придется заново рассчитывать каждый прыжок, а такие расчеты занимают до десяти дней. Перемножьте и получите, что путешествие займет больше двух лет, а продовольствия у нас на месяц.
— Понятно, — неожиданно спокойно произнес Моссбейк. — А я, честно говоря, не подумал о еде. Непростительно для специалиста по общественному питанию! Но это значит… что нам осталось жить не больше месяца?
В кают-компании повисло тяжелое молчание, словно к двенадцати сидящим за столом добавился некто тринадцатый, мрачный и недобрый. И Сердженор решил, что вновь настало его время действовать. За два десятилетия топографической карьеры он сумел создать и довести почти до совершенства образ Большого Сердженора, человека-скалы, опытного, твердого и невозмутимого, человека, гнева которого стоит опасаться. В известной степени он стал как бы воплощением корабля, живой мишенью для разочарований, которые порою нет-нет да и изливались в адрес Уэкопа. Эту роль он когда-то, пока еще мог обманывать себя, играл с немалым удовольствием, но позже она стала обременительной, и у него появилось сильное желание уйти со сцены.
— Умрем от голода? — Сердженор с насмешливым удивлением уставился на Моссбейка. — Лично ты можешь заняться и этим, если тебе по душе. А что до меня, так я вижу целую галактику, множество планет, и на этих планетах горы пищи, до которой никто не еще не дотрагивался. И я найду для себя еду! Понимаешь? Найду — так или иначе.
— Тебя не волнует, что мы не вернемся домой?
— Нет. Я бы хотел вернуться, потому что я не кретин и не собираюсь играть в камикадзе, но если я не смогу сделать этого, придется жить в каком-нибудь другом месте. Простите, друзья, если я кого-то шокировал, но лучше определенность, пусть даже ужасная…
Сердженор умолк, прерванный на полуслове отрывистым лающим смешком Билли Нарвика, сидевшего на противоположном конце стола.
— Извините, — произнес Нарвик, увидев что оказался в центре внимания. Наркотики все еще удерживали на его губах добродушно-бессмысленную улыбку.
— Прошу прощения, что вмешался в разборку, но вы, ребята, такие смешные.
— Это почему? — впервые с начала собрания подал голос Майк Тарджетт.
— Да весь этот сходняк. Расселись тут, в натуре, все такие серьезные. Подсчитываете топливные капсулы и бобовые консервы, и никто даже не упомянул о действительно важном предмете потребления, о нашем настоящем проклятии….
— И что же это?
— Она! — Нарвик указал на Кристину Холмс, сидящую прямо против него.
— Она единственная баба на корабле!
Сердженор вновь постучал по столешнице стаканом.
— Мне кажется, парень, что ты сейчас не в состоянии говорить нормально. Видишь ли, Билли, мы говорим здесь о том, как выжить.
— О боже, а о чем по-твоему я? — Нарвик беззастенчиво подмигнул. — Выживание вида! У нас одна женщина и, извините, если я задеваю чьи-нибудь чувства, но мне кажется, что нужно решить, как лучше ею распорядиться.
Сиг Карлен, вскочив, навис над креслом Нарвика. Под тонким свитером угрожающе взбугрились мышцы. — Я думаю, все согласны, что нашему бедному другу Билли стоило бы как следует отдохнуть в своей каюте?
— Это ничего не изменит, — любезно откликнулся Нарвик. — Началась новая игра, ребятки, и чем раньше мы установим правила, тем лучше будет для всех.
Сердженор кивнул Карлену, и тот, обхватив Нарвика, начал поднимать его на ноги. Нарвик почти не сопротивлялся, однако все время сползал обратно в кресло, словно пьяный.
— Оставь его, — вмешался Шиллинг. — Он же может разговаривать. Если уж мы должны начать все сначала, то нужно смотреть в лицо фактам и отказаться от привычных стереотипов. Я, со своей стороны…
— Ты со своей стороны, — перебил его Карлен, — должен думать о том, как мы будем питаться, если для здешней пищи не нужны зубы….
Вместо ответа Шиллинг открыл рот, демонстрируя ослепительные зубы.
— У меня хорошие зубы, Сиг. Я полагаю, что даже ты не смог бы их расшатать.
— Я помогу ему, — сказал Виктор Войзи. Его веснушчатое лицо потемнело. — И я воспользуюсь незамысловатым гаечным ключом.
— Можешь взять и мой…
— Хватит! — Сердженор и не старался скрыть гнев. — Нарвик был прав, говоря о совершенно новой игре. Запомните первое правило — Крис Холмс остается полностью свободной личностью. Мы не можем существовать по-другому.
— Мы вообще не сможем существовать, если не станем, прежде всего, трезво смотреть на проблему воспроизведения рода, — упрямо произнес Шиллинг.
Сердженор уставился на него с нескрываемым отвращением.
— Может быть, ты имеешь в виду себя в качестве главы семьи, когда говоришь о продолжении рода?