Корабль судьбы. Том 2
Шрифт:
Так она всегда теперь говорила. Причем, что самое интересное, иногда даже не забывала исполнить обещанное.
Рэйн не пытался подняться, покуда у него над головой не утих ветер, поднятый могучими крыльями. Только тогда он с изрядным усилием встал и заковылял прочь от берега, туда, где виднелся край леса. То, чем он собирался заняться, успело составить для него приевшийся ритуал. Поиски дров. Костер. Пресная вода, если удавалось найти ручеек. Или вода из бурдюков, если ручейка поблизости не оказывалось. Потом скудный ужин, самым прискорбным образом уменьшавший его и так оскудевавший припас. И наконец он свернется возле костра, чтобы постараться уснуть. Тинталья была права насчет сегодняшней охоты. Короткий зимний день успел отгореть, на потемневшем
От нечего делать Рэйн задумался о том, как, интересно, продвигалась у его соплеменников работа по уговору с Тинтальей. Углублять дно реки Дождевых Чащоб – это вам не в луже прутиком ковыряться. Особенно зимой. Уровень воды падал и поднимался совершенно непредсказуемо, и так же непредсказуемо менялась ее ядовитость. От почти безопасной – до мгновенно разъедающей почти все, кроме диводрева. Да. Татуированные, решившиеся тяжким трудом завоевать титул торговцев из Чащоб, купят это звание поистине дорогой ценой!
Еще Рэйн думал о том, удалось ли народу Удачного достичь единогласия и единства или горожане все-таки передрались. И пытались ли калсидийцы еще на них нападать. Вряд ли: больно уж жестокую трепку задала Тинталья их кораблям. Чего доброго, тень дракона, защищающего город, станет для них достаточным пугалом. Летая над Внутренним Проходом, они с Тинтальей видели великое множество калсидийских кораблей. И больших парусников, и галер. Это количество поневоле наводило на мысль, что на уме у врагов были планы более значительные, нежели просто захват Удачного. К тому же корабли двигались к югу, держась так, как было принято у калсидийских воинственных кланов. Один громадный парусник – этакий корабль-матка – и при нем несколько галер для набегов и морских сражений. Эти последние явно не теряли времени по пути. Рэйну разок довелось рассмотреть дымящиеся развалины какой-то деревни. Наверное, это было пиратское поселение, походя разгромленное захватчиками.
Минуя калсидийские корабли, Тинталья не упускала случая порезвиться. Угрожающе пикировала на них – и явно наслаждалась той паникой, которая воцарялась на палубах, тем, как от хищного посвиста ее крыльев теряли ритм весла и принимались бестолково бить по воде. Гребцы закрывали лица руками и прятались под скамьи, а матросы на мачтах кувырком скатывались по снастям. Разок Рэйн видел даже, как насмерть перепуганный человек попросту сиганул с мачты – и пропал в пучине морской.
И каждый без исключения корабль, мимо которого они вот так проносились, отравлял душу Рэйна мучительными сомнениями. Может, именно на этом судне держали в плену его Малту? Тинталья, правда, высокомерно заявила ему, что если она вправду приблизится к месту Малтиного заточения, то непременно ощутит ее присутствие.
«Ты не наделен этим чувством, у тебя даже органа для него нет, ну так как же я тебе объясню? – добавила она снисходительно. – Сам подумай: как ты расскажешь о запахах лишенному обоняния? Так с какой стати это мое чувство представляется тебе, самое мягкое, сомнительным, если не откровенно мистическим? По мне, это почти то же, что унюхать в кромешной темноте цветущие яблони…»
Помнится, пробудившаяся надежда едва не разорвала ему сердце. Однако сомнения и беспокойство никуда не исчезли. Каждый новый день был в первую очередь еще одним днем без нее. И, что гораздо хуже, еще одним днем для нее в калсидийском плену. Рэйн успел тысячу раз проклясть неуемное воображение, без конца рисовавшее ему беспомощную Малту в чьих-то грубых и жестоких руках. А укладываясь у костра, молился, чтобы ночь миновала без снов. Ибо если он видел сон, то о Малте, и почти каждый превращался в кошмар. Тем не менее перестать думать о ней было для него все равно что перестать дышать. Он вспоминал о том, как в последний раз увидел ее. Они с нею уединились, забыв думать о какой-либо благопристойности, и он обнял ее. Она пожелала увидеть его лицо, а он ей отказал в этом. «Ты увидишь меня, когда пообещаешь выйти за меня замуж», – вот как он выразился тогда. А теперь, наверное в наказание, ему снилось, будто он наконец-то обрел ее и прижал к сердцу… и сдуру позволил приподнять вуаль. И всякий раз в этих снах она в ужасе отшатывалась прочь и рвалась из его объятий.
Нет, так не пойдет. С подобными мыслями ему никогда не уснуть! И Рэйн начал представлять себе Малту у окна: она стоит там и глядит с высоты на Трехог, а он, Рэйн, расчесывает гребешком ее роскошные черные волосы. Ее пряди – словно тяжелый шелк в его руках, и он чувствует их аромат. Да, так оно и было, и они были вместе, и им ничто не грозило. Воспоминание о том чудесном дне показалось Рэйну медовой конфетой. Он улыбнулся.
Он уже уплывал в сон, когда вернулась Тинталья. Она часто будила его так, как сейчас: брала и подкидывала в костер сразу слишком много хвороста. А потом – и это тоже успело войти в привычку – укладывалась, как и теперь, рядом с ним, отгораживая его своим телом от ночного холода. Обширный бок драконицы не давал улетучиваться теплу. Когда же бревна, сваленные Тинтальей в огонь, задымились и дружно начали разгораться, Рэйн наконец-то согрелся как следует – и уснул спокойно и глубоко.
Во сне он снова расчесывал густые, блестящие волосы. Только теперь Малта смотрела вдаль не из окна, а с носовой палубы корабля. Ночь была ясная и холодная. Ярко горели звезды, отчетливые на темном небе. Рэйн услышал, как на ветру хлопал перекладываемый парус. А на горизонте звезды затемнялись вырастающими из воды силуэтами островов. Рэйн присмотрелся к звездам, и вдруг они расплылись у него перед глазами… то есть у нее перед глазами. Глаза Малты были полны слез.
– И как только я дошла до жизни такой? – тихо спросила она у ночного моря. – Я одна. Совсем одна.
Она опустила голову, и Рэйн ощутил, как скатились по щекам теплые соленые слезы. У него сердце перевернулось в груди. Но лишь для того, чтобы в следующий миг гордо забиться: Малта вновь вскинула голову и сжала зубы, запрещая себе распускать нюни. Она была полна решимости и не подпускала отчаяние к душе. И Рэйн стоял с ней на палубе корабля, гордясь милой подругой.
В этот миг у него не было большего желания, нежели оказаться там, подле нее. Малта не какая-нибудь тихая, смирная девушка-голубка, только ждущая, чтобы мужчина защищал ее и укрывал от всех зол мира. Нет! Это истинная тигрица, внутренне сильная и неукротимая, точно ветер, что вздымал ее волосы. Достойная подруга и надежная опора в тяжкий час мужчине из Дождевых Чащоб. Рэйну даже показалось, будто сила его чувства изошла туда, к ней, и окутала ее, словно теплым плащом.
– Малта, любимая, пусть поддержит тебя моя сила, – прошептал он. – Ибо сама ты – надежда моего сердца и оплот моего духа.
Она так и крутанулась при этих словах.
– Рэйн? – вырвалось у нее. – Рэйн, это ты?
И ее голос был полон такой надежды, что Рэйн вздрогнул и проснулся. У него за спиной, скрипя галькой, зашевелилась Тинталья.
– Так-так, – сонным голосом протянула она. – Вот уж удивил ты меня! Я-то полагала, только Старшие были способны к самостоятельным сновидческим путешествиям.
Рэйн хватал ртом воздух.
– Это напомнило мне наш с ней опыт со сновидческой шкатулкой, – выговорил он затем. – Сейчас все было так реально. Было ведь, правда? Я стоял там с ней, как наяву!
– Да, ты вправду разделил ее восприятие мира, и все было взаправду, – подтвердила драконица. – А что такое сновидческая шкатулка?
– Это изобретение моего народа. Им иногда пользуются возлюбленные, когда находятся в разлуке. – Тут Рэйн запоздало прикусил язык. Ему не хотелось упоминать, что шкатулки работали в основном благодаря тонко измельченному диводреву, перемешанному с сонными зельями. Он продолжал после некоторой запинки: – Однако при пользовании шкатулкой влюбленные обычно разделяют некую сообща придуманную реальность. А сегодня мне показалось, что Малта бодрствовала – но я был с ней, я посетил ее разум!