Корабль судьбы. Том 2
Шрифт:
– Ничего, если я во всем этом немножко пороюсь? – спросила она.
– Ройся, если хочешь. Мне все равно, – солгала Альтия. – Ты и так уже ясно дала понять, что сомневаешься в достоверности моего рассказа.
Йек откинула крышку шкатулки и присмотрелась к переливающемуся содержимому.
– Я не говорила, что ты врешь, Альтия. – Сделала над собой усилие и неохотно добавила: – Просто обстоятельства, знаешь, таковы, что я испытываю некоторые сомнения. Начнем с того, что я вообще в толк не возьму, какой смысл ему был тебя насильничать? У него своя женщина есть. Он запретил насилования на своем корабле. И все кругом только и говорят, что о его благородстве. Помнишь,
Альтия на шутку не отозвалась.
– Значит, – сказала она, – ты полагаешь, что это был лишь сон, навеянный маковым дурманом?
Йек пожала плечами.
– Он давал мне бренди с маковым сиропом, чтобы ожоги легче было терпеть. Помогать-то оно помогало… Но знала бы ты, что за сны я все время видела! От яви не отличишь. – И она сурово нахмурилась. – Я тоже его ненавижу, Альтия. Это из-за него погибли мои друзья. Но, с другой стороны, все говорит о том, что у мужика есть чувство чести, которое…
– Это не было сном! – Альтия перевела обвиняющий взгляд на Уинтроу. – Ты тоже мне не веришь, так ведь? Ты стал его покорным прислужником, верно я говорю? Ты лаже наш фамильный корабль сдал ему с потрохами без всякой борьбы.
Уинтроу собрался ответить, но тут Йек заговорила снова.
– Ты попробуй поставить себя на мое место, Альтия. Допустим, я начну тебе задвигать, что, мол, Брэшен начал тискать меня в уголке. Ты что, мне прямо так и поверила бы? Ты многое перенесла. Для начала мало не потонула, а едва очухалась – и здрасьте пожалуйста: твой корабль, оказывается, потонул, и на нем Брэшен со всеми матросами. Ты сейчас страшно горюешь, понятное дело, и Кеннит тебе кажется сущим чудовищем, способным на любое бесчестье. Да тут вообще разумом тронуться можно.
– Ты-то не тронулась, – заметила Альтия.
Йек некоторое время молчала.
– Я тоже горюю, только по-своему, – тихо проговорила она. – Янтарь для меня, чтобы ты знала, была не сбоку припеку. Я срезала прядь волос в знак скорби… ну, да ты все равно навряд ли поймешь. Я к тому, что я-то потеряла близкую подругу. А ты – возлюбленного. Ты потеряла Брэшена, и эта потеря сильнее сказалась на тебе, чем на мне – утрата Янтарь.
До Уинтроу не сразу дошел смысл сказанного воительницей. Но когда дошел – челюсть у него отвисла. Он вытаращил на тетку глаза, тщетно пытаясь сообразить, как такое могло произойти. Взгляд Альтии точно золотой монетой его одарил.
– Да, я спала с Треллом, – заявила она. – Полагаю, ты вполне разделяешь мнение своей матушки на сей счет. Невозможно изнасиловать потаскуху, верно, Уинтроу?
Это было до такой степени несправедливо, что Уинтроу и сам обозлился в ответ. Его былая робость осталась в прошлом. Общение со вспыльчивой и ядовитой на язык Эттой научило-таки его стоять за себя.
– Я совсем не собирался осуждать тебя, – сказал он, – мне что, теперь уже и удивиться нельзя? Изумиться, испытать потрясение? Не каждый все же день дочь торговца совершает такие поступки. Но это вовсе не значит, что я…
– Да иди ты в жопу, Уинтроу! – грубо выругалась она. – Ты-то ведешь себя именно так, как и пристало сыну Кайла Хэвена!
Это было уже оскорбление, причем незаслуженное. Уинтроу понадобилось усилие, чтобы ответить ровным голосом:
– Ты несправедлива ко мне. Тебе хочется на ком-то сорвать зло, вот ты и выискиваешь в моих словах издевку, которой там не было и в помине. А сама даже труда себе не дала моим мнением поинтересоваться. Между тем я не говорил, будто не верю тебе!
– Да начхать мне, что ты там говоришь или не говоришь. Ты руками и ногами на стороне Кеннита, так что без разговоров ясно, кому ты поверил. Вали отсюда, короче. И говно это с собой забери!
Она высунула ногу из-под одеяла и презрительно сбросила на пол шкатулку.
Уинтроу повернулся и пошел к двери.
– А может, я не на стороне Кеннита, – все же сказал он. – Я на стороне моего корабля!
– Да заткнись ты наконец! – взревела она. – Избавь меня от своих оправданий! Хватит, досыта наслушалась!
– Будешь вести себя точно припадочная, люди и будут соответственно с тобой поступать, – резко предупредил он.
И не то чтобы хлопнул дверью – просто крепко притворил ее за собой. С другой стороны о деревянные доски с треском разлетелась бутылочка благовоний. В коридоре было безлюдно и темновато. Уинтроу прислонился к двери спиной и некоторое время стоял так, прикрыв глаза. Себе не соврешь: следовало признать, что некоторые из теткиных обвинений были вполне справедливы. А еще ему не следовало бы верить ей. В ее россказнях не было ни смысла, ни логики. Уинтроу весьма сомневался, чтобы хоть один человек на борту поверил ее бредням про Кеннита.
За одним исключением – самого Уинтроу. И вовсе не потому, что ее слово имело для него такой уж непререкаемый вес.
Его убедила Этта.
ГЛАВА 30
ВСЕ СХОДИТСЯ
– НУ ВОТ И ВСЕ. Придется только дырочку в мочке уха просверлить. Потерпишь?
– После всего, что ты со мной вытворяла, даже и не замечу! Только можно я сначала пощупаю?
Янтарь положила крупную серьгу на подставленную ладонь Совершенного.
– Держи. Знаешь, ты вообще-то мог бы просто открыть глаза и посмотреть. У тебя нет больше необходимости все делать ощупью.
– Не время еще мне глаза открывать, – отвечал Совершенный. А про себя подумал: зря она на эту тему заговорила. Потому что он все равно не взялся бы толком объяснить ей, почему он покуда не мог открыть глаза и обрести зрение. Не время – и все. Он взвесил серьгу на ладони и улыбнулся, радуясь ощущениям, которые дарило ему новое лицо. – Ага, – сказал он. – Похоже на сеточку, составленную из резных звеньев! А в сеточке что-то еще и перекатывается! Там что, кусочек застрял?
– Какое лестное описание, – усмехнулась Янтарь. – Во всяком случае, согласно замыслу, это серебряная сеть с запутавшимся в ней голубым камнем. Я сама ношу такую сережку. Так… Я сейчас сижу на поручнях. Ну-ка подержи меня так, чтобы я добралась до твоего уха.
Совершенный подставил ей широкую ладонь, и резчица ступила на нее без сомнений и без опаски. Он поднес ее к своей голове и даже не вздрогнул, когда в мочку уха вонзилось сверло. Даром ли она переделывала ему все лицо! Пока Янтарь делала свое дело, то, что он испытывал, не было болью в человеческом понимании. Она прижималась к его щеке, балансируя в такт налетавшим волнам. Сверло вызывало странное пощипывание, тонкие стружки диводрева сыпались вниз и падали в подставленный широкий фартук Янтарь. Когда она кончит работу, он их проглотит. Так он поступал в конце каждого дня. Ничто из его воспоминаний не оказалось утрачено.