Кораблекрушение у острова Надежды

Бадигин Константин Сергеевич

Усевшись на постель, царь велел всем дворовым покинуть спальню, а Бельского и Годунова оставил при себе.

— Скажи, Богдан, не впусте ли сватовство, отдаст ли за меня королева Елизавета племянницу, любезную Марию Гастингс? Осенью, ежели все по-моему будет, сыграем свадьбу… «Глаза у нее серые, волосы русые, нос прямой, пальцы на руках долгие», — словно про себя, добавил царь, вспомнив донесение посла Писемского.

Бельский внутренне усмехнулся, подумав, каково будет англичанке за полумертвым царем. Но сказал с поклоном:

— Отдаст Елизавета племянницу, великий

государь. Купцы заставят, им-то выгода нужна.

Царь подумал, что женитьба на племяннице королевы была бы очень кстати. Чувствовать дружескую поддержку державной родственницы полезно для ослабевшего в неудачных войнах русского государя. «У меня были бы, — думал царь, — одни враги и одни приятели с королевой Елизаветой. Мы воевали бы вместе и вместе мирились. Я разрешу ей вывозить все товары из моей страны, какие она хочет, лишь бы английские купцы доставляли мне огнестрельный снаряд, боевые доспехи, серу, медь, олово, свинец и все нужное для войны. Королева может содействовать мне если не войском, то деньгами… А все виноват этот враг бога и всех христиан».

Царь Иван представил себе польского короля Стефана Батория верхом на коне, въезжающим в город Полоцк. Вокруг бесновались от радости ляхи. От бессильной злобы царь заскрежетал зубами.

— На Обь-реку хотят англичане ходить своими кораблями, из первых рук пушнину торговать, — донеслись до него, как сквозь вату, слова Бориса Годунова. — Аглицкой посол Баус об том хлопочет.

Царь Иван хотел что-то сказать, но только махнул рукой. Он хрипло и часто дышал, хватаясь за грудь.

— Хочу на душевную грамоту глянуть, все ли там написано, не запамятовал ли чего, — собравшись с силами, сказал он.

— Ладно ли тебе, государь, делами нудиться? Лучше сыграем в шахматы, — предложил Богдан Бельский, зная любовь царя к занятной игре, — авось и полегчает.

— Добро, — оживился царь. — Подай доску, сыграем, а потом Андрюшку Щелкалова позовешь, пусть с грамотой придет.

Видно, мысль о завещании не выходила у него из головы.

Богдан Бельский и Годунов в страхе переглянулись. Они-то знали, что к четырем высоким душеприказчикам, названным в завещании царем, самочинно вписан пятый — Борис Годунов.

Мысль о Борисе Годунове пришла Бельскому, когда он узнал, что царь Иван назначил его в завещании душеприказчиком и воспитателем царевича Дмитрия. Честолюбивые мысли сразу захватили его. Наследником престола в завещании объявлен слабоумный Федор. Однако до венчания его на царство после смерти отца пройдет сорок дней, а за это время многое может случиться. Бельский понимал, что один, среди ненавидящих и презирающих его бояр, он ничего не сделает. И тогда явилась мысль вписать в царское завещание Бориса Годунова, своего давнего дружка, и с его помощью осуществить свои замыслы. Он знал, что их интересы должны скреститься, но решил сначала, опираясь на Годунова, одержать победу над боярами, а потом разделаться с Годуновым. К нему примкнули другие дьяки, братья Щелкаловы, нажившие среди бояр много врагов. Дьяки решили солживить в завещании, надеясь с помощью Бориса Годунова удержаться у власти. А Борис Годунов хорошо понимал,

что значит для него оказаться в числе царских душеприказчиков.

Царь Иван медленно, неверными движениями расставлял шахматы. Взяв в руку белого короля, он почувствовал слабость и никак не мог поставить его на свое место. Закрыв глаза, он откинулся на изголовье.

— Что с тобой, великий государь? — хрипло вскрикнул Бельский.

Он понял, что настал удобный миг. Страшную игру надо закончить. Царь мог снова очнуться и потребовать завещание. Сил терпеть больше не стало. Пересилив страх, Бельский выхватил из-под головы царя подушку, накрыл его худое, искаженное болью лицо и навалился сам.

— Сюда, Борис, скорее!

Но боярин Годунов прыгнул к двери, задвинул запоры. Отвернувшись от царской постели, он зажмурил глаза. Казалось, деваться было некуда, но боярин, как всегда, хитрит.

Несколько страшных минут сидел Богдан Бельский на царской постели, ощущая под мягким соболиным одеялом трепетавшее тело. Дернувшись в последний раз, царь Иван затих. Открыв его лицо, придворные поняли, что пришла смерть.

Борис Годунов и Богдан Бельский обнялись, поклялись не выдавать друг друга.

— Царю плохо, на помощь! — завопил Борис Годунов, выбежав из спальни.

— Горе нам, горе! — кричал Бельский.

В спальню ворвались придворные лекари и пытались оживить царя втиранием крепких жидкостей. С большим трудом лекарь Иоганн Лофф отнял у царя крепко зажатого в правой руке шахматного короля. Прибежали большие бояре. Митрополит Дионисий, исполняя царскую волю, читал молитвы пострижения над еще теплым телом. В ангельском чине усопший был назван Ионой.

Царь Иван лежал уже мертвый, но еще страшный для всех. Бояре и царские дворовые не верили своим глазам и долго не решались объявить о его смерти народу. Казалось, произошло невозможное: разве мог умереть человек, много лет державший в страхе и трепете великую державу? Разве он был смертен?

Люди без всякого смысла метались по переходам, из горницы в горницу, останавливаясь, испуганно смотрели друг на друга и снова куда-то бежали…

Громко, во весь голос, зарыдал у тела Федор, слабоумный сын покойного царя.

И тогда все опомнились.

— Великий государь совершенно мертв, — запинаясь и дрожа от страха, сказал главный царский лекарь Иоганн Лофф. — Я и все они, — он показал на сбившихся тесной кучкой испуганных лекарей, — ручаемся своими головами. Никакие даже самые сильные средства не вернут его к жизни… Так ли я говорю, уважаемые коллеги?

— Да, да, — закивали головами лекари.

— Ты говоришь правильно, Иоганн.

— Он умер от гнойных язв, возникших внутри тела, гной задушил его, — продолжал Иоганн Лофф, — и никакие средства, известные людям, не могли спасти от страшной болезни.

Иоганн Лофф замолчал и покосился на мертвое тело, наспех обряженное в черные одежды схимника.

Царь Иван за последний месяц три раза впадал в забытье.

Лежал без движения, ничего не слыша и не видя. И вдруг, когда все считали его мертвым, он приходил в сознание и снова начинал жить.