Корабли Мериора
Шрифт:
Джинесса ошибалась: Аритоном двигало не безрассудство, а сострадание к ее детям. Что-то подсказывало ей, что и у этого человека были в жизни свои потери.
— Море отобрало у твоих детей отца. Не ему, а тебе одной придется отправлять их в плавание по волнам жизни. Что ты дашь им на дорогу? Свой страх за их жизнь? Хочешь принудить их заняться нелюбимым делом, потому что так тебе будет спокойнее? Ну не смешно ли, когда море у них в крови?
Джинесса едва сдерживалась, чтобы не рухнуть на землю и не забиться в рыданиях.
— Не уговаривай меня, — прошептала она. — У тебя своя жизнь, у нас — своя. Достраивай корабль и уплывай из нашей деревни. Всем спокойнее будет.
— Уплыву.
Наверное, менее чуткий человек попытался бы подкрепить свои слова, взяв Джинессу за руку. Аритон касался ее лишь словами, но его голос рушил все стены, которыми мать двойняшек загородилась от жизни, погрузившись в обжигающую боль недавней утраты.
— Но прежде, чем я покину Мериор, я хочу сделать тебе подарок. Позволь мне научить твоих ребятишек искусству мореплавания, как когда-то мой отец учил меня. Я подарю им море, а не узкую полоску прибрежных вод. Они научатся свободно бороздить морские просторы. Тогда твое сердце успокоится и ты сможешь жить без страха за детей.
Джинесса не успела ничего возразить. Аритон стремительно встал, и она почувствовала, что в ее окоченевших пальцах оказалось что-то теплое. Удивленная вдова даже не взглянула на шрамы Фаленита, прочертившие одну ладонь и оба запястья.
— Это я тебе даю в знак своего обещания. За детей не тревожься. Думаю, вскоре ты будешь только радоваться, видя их успехи.
Джинесса разжала ладонь, дабы увидеть, чем куплена ее уступчивость. Это оказался старинный и изрядно поцарапанный перстень из белого золота со вставленным изумрудом. На его печатке был вырезан стоящий на задних лапах леопард. Чужак подкрепил свои слова фамильной драгоценностью. Джинесса поняла: перед ней — птица высокого полета, неизвестно почему залетевшая в их захолустье. Не одна она, все в деревне удивлялись, отчего это Аритон избрал своим пристанищем Мериор, гадали, что заставляет его скрываться. Возможно, перстень поможет Джинессе прояснить тайну его происхождения.
Серьезность в облике и словах Аритона подсказывали Джинессе, что он действительно обладает знаниями, о которых говорит.
— Давай договоримся, — продолжал Аритон. — Если через полгода ты не изменишь своих взглядов на будущее сына и дочери, я больше не заикнусь о море и помогу тебе найти хорошего ремесленника. Но до этого не запрещай им плавать на лодке. Чтобы ты поверила моим словам, нужно время. Дай мне это время.
— Только пусть плавают на заливе, — сказала Джинесса, сокрушенная тем, что пришла сюда требовать, а вместо этого просит, да еще с дрожью в голосе.
В ответ Аритон облегченно рассмеялся. — Вообще-то я избрал еще более безопасное место — Гартов пруд. Так что можешь не беспокоиться. Учиться они будут под моим присмотром.
Небо потемнело. С моря налетел холодный ветер, пригибая верхушки деревьев и отчаянно грохоча убогой дверью хижины. Стружка закружилась, словно хоровод осенних листьев, налипая на траурную юбку Джинессы. Серебристая завеса дождя накрыла качавшиеся возле берега рыбачьи лодки. Вдову в который раз обожгло болью одиночества. Она судорожно вцепилась в холодные и мокрые полы плаща. Задержись она здесь подольше, неизвестно, какие еще преграды падут под натиском слов Аритона. Ей захотелось поскорее вернуться домой; Аритон уловил ее состоянии и взялся проводить. Она согласилась, чтобы он составил ей компанию, но дошел не дальше рыбного рынка.
Там они и расстались. Когда Джинесса оглянулась, Аритон уже исчез за пеленой дождя.
Пока она шла домой, непогода завладела деревушкой. Скрипела замшелая дощатая крыша ее хижины. Содрогалась под порывами ветра входная дверь с нарисованными на ней талисманами,
Несколько дней она даже не вспоминала про перстень. Но как-то поздним вечером, когда Фелинда и Фиарк уже спали под рев бури, Джинессе стало совсем горько и одиноко. Ей был ненавистен рокот моря. Чтобы не сойти с ума от собственных душевных мук, она решила заглянуть в чужую тайну. Джинесса достала корзинку, разгребла нитки, иголки и наперстки и вынула перстень Аритона. На разогретом свечном воске она сделала оттиск, а потом взяла портновский мел, огрызок пергамента и, как умела, перерисовала печать с леопардом. По внутренней стороне перстня тянулись какие-то красивые знаки, Джинесса старательно перерисовала и их.
На следующее утро, тщательно увязав пергамент в несколько тряпок, Джинесса отправилась к деревенскому жестянщику. Зная, что он собирался в Шаддорн, она придумала несуществующую причину и попросилась к нему в телегу. Неподалеку от этого города, в укромной бухточке на берегу залива Серпа находился приют служителей Эта. Туда-то и направилась вдова.
Поговаривали, что после исчезновения паравианцев этот древний орден пришел в запустение. Оглядевшись, Джинесса молча согласилась: так оно и есть. Узкая извилистая дорога, что вела к зданию, с обеих сторон густо поросла лесом. Каменные стены строений почти сплошь покрывал мох, сквозь который просвечивали какие-то странные и пугающие талисманы. От их вида у Джинессы по коже побежали мурашки. Земля вокруг зданий была неухоженной, и на ней буйствовали дикий укроп и плющ. Джинесса не знала, что служители Эта почитают все живое и без надобности не срубят ни один куст и не вырвут ни одного пучка травы. По крестьянским меркам, они были просто нерадивыми хозяевами.
Завороженная тишиной, Джинесса не решалась крикнуть, чтобы выяснить, есть ли здесь кто-нибудь. Она замедлила шаги и вдруг услышала голос невесть откуда появившейся старухи в белом одеянии. Поздоровавшись с нею и даже не спросив о цели прихода, старуха сказала:
— Это будет по части брата Клайтена. Обожди его здесь. Он сам к тебе выйдет.
Старуха предложила Джинессе отдохнуть на скамейке под высоким раскидистым кипарисом. Там же протекал ручеек. Женщина омыла пыльные, усталые ноги и приготовилась ждать. Ее руки продолжали теребить узел с куском пергамента. Как и стены зданий, стволы деревьев щедро покрывал белесый и зеленоватый мох. Тишину нарушил отчаянный гвалт, поднятый черными дроздами. Повар вынес им из кухни распаренных зерен, и, слетевшись к заветной кучке, дрозды устроили настоящую свару, мигом склевав все лакомство. Потом они улетели, и вновь стало тихо. Только где-то в зарослях подавал голос перепел.
— Это ты принесла печать, которая не дает тебе покоя? — послышалось над самым ухом Джинессы.
Она обернулась и увидела обладателя резкого, пронзительного голоса. Это был невысокий лысый толстяк с желто-зелеными глазами. Пухлые ручки крепко прижимали к груди увесистую книгу.
Толстяк хитро улыбнулся и весело произнес:
— Здесь и будем смотреть, на благословенном солнце Эта. Да изольет оно свой свет и дарует тебе знания, которые ты ищешь.
Брат Клайтен присел на скамейку, оказавшуюся высоковатой для его маленьких кривых ног. Болтая ими, как мальчишка, он поудобнее разложил на коленях книгу. Джи-нессе показалось, что служитель видит ее насквозь и знает все беды, терзающие ее сердце.