Корабли уходят к планетам
Шрифт:
Нас собрал Полукаров, заместитель главного конструктора по испытаниям. Незадолго перед этим Сергей Павлович Королев передал конструкторскому бюро Георгия Николаевича Бабакина работы по лунным и межпланетным аппаратам. Дело Королева росло и ширилось. Штурм космоса разворачивался широким фронтом. И одному КБ, даже такому мощному, невозможно стало вести весь комплекс космических исследований.
Выбор на Бабакина и его фирму пал не случайно. Королев знал Георгия Николаевича давно: «Есть в нем искра, есть! — говорил Королев о Бабакине. — Это тот человек, которому можно доверить дело. И идей ему не занимать. Светлейшая голова».
И вот теперь нашей
Дмитрий Дмитриевич Полукаров, грузный, суровый, обычно молчаливый, казался нам пожилым. А шел ему в ту пору сорок третий год.
На коротком совещании он так сформулировал цель поездки: «Чтоб поняли, что к чему», — и надолго замолчал. Потом добавил: «Чтоб сами смогли…» И опять помолчал. «Вопросы?» Поскольку цель была обрисована предельно ясно и четко, вопросов, естественно, не последовало.
— Вставай, в МИК пора! — трясет за плечо Валя Рубцов.
— А? Что? Какой миг?
— МИК… Монтажно-испытательный корпус. С ракетой-носителем знакомиться будем.
Сон, как рукой, сняло. Побежал умываться. Из крана нехотя бежала тонкой струйкой вода. Вернулся в комнату. Было уже жарко, и очень хотелось пить. Взял графин, а он весь в белых пятнах.
— Что это?
— Соль. Привыкай. Это тебе не московская вода.
Вышли из гостиницы. Было раннее утро, но солнце пекло нещадно.
На краю площадки высилась большущая «коробка» с воротами во всю стену. К ней примыкало небольшое трехэтажное здание, соединенное с «коробкой» стеклянным переходом на уровне второго этажа. Вошли в зеленый дворик, посреди которого стояла беседка, окруженная невысокими пирамидальными тополями. В беседке — человек десять.
— Идите сюда! — крикнули нам.
Здесь находились Полукаров и несколько ребят из нашей «команды». Дмитрий Дмитриевич сказал:
— Придет Чекунов. Поведет…
Вскоре подошел человек лет тридцати, огромного роста.
— Ну, что ж, пошли! — коротко сказал он громким хрипловатым голосом, привыкшим, видимо, перекрывать шум работающей аппаратуры.
Вошли в огромный зал. Замолкли, потрясенные. Перед нами, на установщике, спокойно и величественно возлежала гигантская ракета — гениальное творение главных конструкторов С. П. Королева, В. П. Глушко, Н. А. Пилюгина, С. А. Косберга, их коллективов, их сподвижников.
Да, я ничуть не играю громкими словами, называя ее гениальным творением. Есть «Война и мир» Л. Толстого, «Первый концерт» П. Чайковского, «Мона Лиза» Леонардо да Винчи. Перед нами предстало произведение «из другой оперы», но также гениальное. Именно она, эта ракета-носитель, достигла первой космической скорости и вывела на орбиту первый искусственный спутник, космический корабль «Восток» с Юрием Гагариным на борту. Именно она, эта ракета-носитель, превзошла вторую космическую скорость, и пошли одна за другой автоматические межпланетные станции: «Луна-1», «Венера-1», «Марс-1»… Да, именно с ее стартов человечество ведет отсчет новой космической эры.
Нынешнему молодому читателю, наверное, трудно представить себе восхищение нашего поколения. Ему, родившемуся двадцать лет назад, ракета-носитель, первый «шарик» кажутся такими же давними, как нам самолет.
И все же наше состояние понять нетрудно. Достаточно уже развитое профессиональное чутье подсказывало нам, как непросто было спроектировать, изготовить,
Ее фотографий тогда не было. Не велись телерепортажи со стартовых площадок. К тому же следует учесть, что вообще предмет в помещении ощущается всегда более внушительным, чем вне его.
— Видите, — начал свой рассказ Чекунов, — по бокам длинной цилиндрической «сигары» — четыре больших конуса, мы их зовем «боковушками». Все вместе они составляют первую ступень. А центральная «сигара» — это вторая ступень. На этих ступенях установлены кислородно-керосиновые четырехкамерные ракетные двигатели Валентина Петровича Глушко. Каждый двигатель тягой в сто тонн. — Чекунов показал на огромные золотистые сопла, закрытые ярко-красными заглушками. — Четыре камеры на каждый блок. Запускаются сразу все. Как только двигатели выйдут на режим, ракета стартует. Спустя две минуты «боковушки» одновременно отделяются. На небе в этот момент четкий белый крест образуется. Центральный блок продолжает работать еще три минуты и тоже отделяется. Но на мгновение раньше включается двигатель Семена Ариевича Косберга, на третьей ступени. Вот когда эта ступень отработает, станция вместе с четвертой ступенью на околоземную орбиту выходит. Услышите доклад: «Есть промежуточная!» — значит, объект находится на околоземной орбите. А потом уж с промежуточной через полтора часа четвертая ступень запускается. Вот она-то «Луну» к Луне направляет, «Венеру» к Венере…
После столь краткого обзора пошел детальный разговор: автоматика, массовые характеристики, баллистика, перегрузки, надежность…
Каждый день пребывания на Байконуре приносил массу впечатлений. Но жара так донимала, что однажды мы упросили Полукарова отпустить нас купаться.
Посреди голой степи увидели быстрые желтые воды неширокой речки. Входить в мутный, грязноватый поток было не совсем приятно. И все же это была вода! Она несла жизнь бесплодному краю, поила Звездоград и Байконур.
Спустя несколько лет, накануне старта «Венеры-5», мы ехали с Полукаровым с площадки в город. Стояли жестокие морозы со свирепыми, пронизывающими ветрами. К нам подсел немолодой человек. Полукаров был сильно простужен и все кутался в меховую куртку. Я в сердцах сказал:
— И какой умник это место для космодрома выбрал! Вон у американцев — прямо у экватора, пальмы вечнозеленые растут.
Незнакомец встрепенулся и тихо сказал:
— Я…
Мы резко повернулись к нему:
— Вы?!
— Да, я был в группе выбора места для космодрома. Нас перед отъездом напутствовал Сергей Павлович.
— И чем же вам это место так приглянулось? У нас Крыма что ли нет, иль Кавказа?
— А давайте порассуждаем немного, — промерзший человек был настроен миролюбиво. — Где космодром выгоднее располагать? Как можно ближе к экватору. Чтоб при разгоне в восточном направлении ракета дополнительную скорость получала. Так? Так… На экваторе эта прибавка равна 465 метрам в секунду, на широте Байконура — 316. Можно было подтянуть южнее, но надо, чтобы падение отработавших ступеней происходило в незаселенных районах. Американцы, кстати, в океан ступени сбрасывают. Кроме того, нельзя не считаться с возможностью аварийных ситуаций на активном участке полета, и желательно, чтобы спуск в этом случае происходил на суше, на своей территории. Пойдем дальше?