Корела
Шрифт:
Залп двух шеренг мушкетеров был убийственным — его в те времена уже оценили по достоинству. Но до тех пор пока артиллерия не сыграла своей роли, инфантерия одна не могла остановить атакующих всадников тяжелой кавалерии, имеющих кирасы и каски — а «крылатые гусары» таковыми и являлись…
Глава 68
Зрелище было как завораживающее, так и устрашающее — польская кавалерия пошла в решающее наступление. И первые ряды неистово устремившихся к русским батальонам всадников составляли именно «гусары» — на выгнутых дугах за спиной трепетали длинные белые перья, все в блестящих доспехах и касках, в красной одежде. У многих накинутые
— Это сколько они кошек умертвили и из шкурок нашили себе плащики? Польский гонор штука такая, ради понтов любой контрафакт сгодится. А так все просто — нет кошаков, и собачка подойдет, овчина тоже, клавное состричь коротко. Потому во время дождя не носят шкуры, шляхтичи опасаются, что размокшая краска разводы оставит?
Вместе с тем ландскнехты стали стрелять залпами, хотя до атакующих дистанция была с полуверсту — «колпачковые» пули это позволяли. Хотя точность скверная, слишком далеко, если палить индивидуально по мишени — но тут сплошная «стена» лошадей и «крыльев», промахнуться трудно. И сдвоенные залпы гремели один за другим — сразу стреляла пара шеренг, и тут же отходила на перезарядку мушкетов, давая возможность пальнуть стоящим за ними товарищам. А так как шеренг было не привычных четыре, а полудюжина, и состояли они из матерых «псов войны», что долгие годы занимались «кровавым» ремеслом, то эффект был впечатляющий — лошади валились вместе с всадниками, создавая препятствие перед следующими за ними всадниками. И теперь можно было разглядеть, что «гусар» на самом деле не так и много, за ними прятали «пахоликов», в обычных кирасах, а то и без оных, в пестрой одежде и шапках вместо касок, размахивающих саблями. Все правильно — так воевала рыцарская конница. Впереди хорошо защищенные «сеньоры», за ними прятались «вассалы», что будут рубить врагов, когда строй последних будет проломлен длинными пиками. Так польская шляхта и сносила русские рати, которые могли остановить «гусар» только в одном случае — выставить бревенчатые и дощатые стенки, так называемый «гуляй-город», и наводнить импровизированные укрепления стрельцами. Что-то вроде гуситских «боевых повозок», с помощью которых те не раз отражали атаки крестоносцев, которые пытались утопить в крови чешских еретиков. Да и не так давно это было — и двухсот лет не прошло.
— Ай-да Штиллер, вот сукин сын — хорошо гонял своих ландскнехтов. Как раз для такого случая…
Отступивший строй «серых» не потеряв равнения, превратился в смертельно опасного «ежа», ощетинившегося острыми стальными жалами. Ночью выложили на поле длинные пики, прикрыли их — поляки, судя по всему, не заметили приготовлений. И вот четыре шеренги мушкетеров, отложив свои ружья, превратились в пикинер, коими три года тому назад многие из вояк и были. А две оставшиеся шеренги, из самых метких и расторопных стрелков, отступили чуть дальше по пологому склону, и теперь стреляли по «гусарии» поверх голов своих товарищей.
Этот прием отрабатывался специально, для одного единственного боя — потом поляки станут куда внимательнее и осторожнее. Но то будет позже, а пока согласно поговорке, «подали» на поле брани «суп с котом». И он сразу не понравился гонористой шляхте — кони умные создания, и они просто не пошли на форменное самоубийство, каковым являлись длинные и острые пики, ставшие на пути густой «щетиной».
— Бейте в барабаны! Пусть пушки решают дело! Пора — нашей кавалерии атаковать вражескую пехоту!
Притворно отступившие «серые» предоставили выдвинутой на фланги артиллерии прекрасную возможность открыть продольный, самый эффективный и убийственный огонь. Оказавшаяся под обстрелом с трех сторон в центре обширного поля польская конница заметалась, какая там атака — надо было немедленно удирать. Вот только совершить ретираду было не так и просто — чуть отступившие пикинеры и мушкетеры Эверта Горна развернулись, и, опрокинув дравшихся с ними поляков, стали заходить в тыл, перекрывая путь к отходу. Одновременно с ними Густав Адольф обрушился со своими кирасирами и хаккепелитами на пехоту противника, уже сообразившую, что происходит. Вот только неорганизованный отход чреват нехорошими последствиями — вражеская инфантерия была буквально смята и растерзана, так и не придя на выручку своей коннице…
— Густав — ты идешь на Смоленск как можно быстрее, пока поляки там в неведении. А если и получат весть об этом избиении коронного войска, то ты нагрянешь следом за беглецами. Учти — в крепостной стене не заделанные со времен осады проломы, ты можешь ворваться с хода. Я с войском подойду чуть позже — нужно обоз в Москву отвести, раз он туда и шел, а мне все пригодится. Да польский гарнизон напугаю, пока ляхи в растерянности от полученного урока — борзоты поубавилось. Сдадутся сами, и всех бояр мне выдадут на суд скорый и справедливый — развешаю вдоль стены. А не сдадутся — все с голода передохнут!
Владимир окинул взглядом огромные трофеи, что достались от поляков. Пленили до трех тысяч супостатов в «обменный фонд», включая польского коронного гетмана Жолкевского — глядя на последнего Делагарди ходил радостный. Еще бы — реванш за Клушино был взят более чем убедительный. И главное кони — полтысячи хороших голов, пусть многих и лечить надо. Зато будет полк собственных «крылатых гусар» со временем, благо доспехов взяли массу. И вытрясли из пленных немало, забрав всю казну и сильно напугав казаков, почему-то решивших что мародерство им не запрещено. Ловкачи — в бою не участвовали, а как грабить так первые. Пришлось им наглядный урок дать, ибо времена вольницы прошли, а со Смутой будет покончено, и для этого придется устроить показательные казни. И в первую очередь самых строптивых аристократов, «замазанных» сотрудничеством с интервентами и самозванцами.
А как иначе остановить ту анархию, которая захлестнула русские земли?! Уговоры нужны, но и страх потребен для тех, кто их не слушает!
— Столицу в Новгород перенесу — иначе добру не быть, в московском «болоте» живо «утонешь», и никакие реформы не проведешь…
Оголодавшие поляки, давно занимавшиеся каннибализмом, сдались. Теперь Смуте будет скорый конец…
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ Глава 69
— Вот восемь лет прошло, как я здесь, и мир изменился, — Владимир пожал плечами, рассматривая панораму большого торгового города, в который превратилась приграничная крепость, раньше служившая «яблоком раздора» между новгородцами и шведами. Теперь такого просто не будет — союз со шведами усиливался с каждым днем, страны представляли уже мощный военно-политический и экономический союз.
Династический союз Владимира с Катариной уже выдал свои позитивные плоды — в шведских городах русский язык стал самым популярным, короли, что покойный тесть, что сменивший его на престоле три года тому назад молодой Густав Адольф всячески его насаждали, причем без всякого принуждения. Торговцы и заводчики прекрасно осознали, какие перспективы и прибыли несет огромный рынок восточного соседа, где изделия из железа находили не просто сбыт — их охотно покупали, иной раз буквально «вырывая из рук». Цены были вполне приемлемые — ведь появилось онежское, карельское и во все больших размеров кольское железо и медь, и особенно никель. Последний в виде мельхиора уже назывался «новгородским серебром», бывшим в широком ходу во всех русских и шведских землях. Тут и мелкие разменные монеты, имевшие исключительно внутреннее хождение — копейки и эре. И вошедшие в обиход наборы всевозможной утвари, похожую на серебряную, причем семьи монархов сами давали пример своим подданным, отказавшись от использования в дворцовом обиходе посуды из драгоценных металлов. И доходы пошли, благо только им принадлежало монопольное право на производство мельхиора, отчего казна постоянно наполнялась полновесными талерами и рублями.
Мирная жизнь потихоньку налаживалась, страна постепенно преодолевала последствия Смуты. И теперь крепостного права в ней не будет, как бы не жаждало боярство и дворянство «людишек». Вот только хрен — Земской Собор принял его «Судебник», а там четко «вольности новгородские» прописаны «навеки-вечные». И с податями все оговорено — драть три шкуры не положено, только одну, и не больше, как бы не жаждалось. Да и алчности боярской (хотя кровавый урок им был даден) надежный «забор» — людишки ведь спокойно уйти из поместий могут, и даже в «черносошные» крестьяне, то есть в государственные податные записаться. Понятно, что служилое дворянство на Соборе нововведение в «штыки» встретило — по его настоянию цари «заповедные лета» устраивали. А теперь на основу крепостного землевладения «свейский царь» покусился — видимое ли дело вотчины и поместья без «людишек подневольных» оставлять.