Корень рода
Шрифт:
— Но в том-то и дело, что в Ким-ярь нет телефона!
— Ого!.. Это уже посерьезней… Да… — Герман на минуту задумался, потом вдруг подмигнул девушке и весело сказал: — В таком случае будем искать машину здесь!
— Вы, видимо, в самом деле ничего не знаете! — почти с отчаянием произнесла девушка. — В Ким-ярь машины не ходят. Туда нету дороги!
— Так, — улыбка сошла с лица Германа. — Тогда я не понимаю, кто и как должен был нас здесь встретить… Сколько до Киморы километров?
— От нас до Ким-ярь тридцать шесть километров. Вас могли встретить только на лошади. Но чем оттуда
— Пардон, мадэмуазель! Доисторические животные меня не интересуют! — элегантно поклонившись, Герман вышел.
Василий Кирикович, ссутулясь, сидел на чемодане. Герман закурил «столичную», лег на траву и уставился в бездонное июльское небо.
— Выяснил что-нибудь? — спросил отец.
— Все выяснил. К твоим предкам нужно добираться отсюда на динозаврах.
— Я серьезно спрашиваю!
— А я серьезно отвечаю. Если не найдем динозавра, то можно взять здесь копытное животное и катить на телеге, как во времена царя-гороха. Ни много ни мало тридцать шесть кэмэ! Не знаю, как тебе, а мне эта романтика-экзотика, о которой ты так много говорил, начинает надоедать.
Василий Кирикович вздохнул и снова побрел на почту.
— Так что же все-таки нам делать? — отрешенно спросил он.
— А вы не расстраивайтесь! Все, кто едут в Ким-ярь, делают просто: идут к нашему бригадиру, нанимают лошадь — и никакой канители!
— Да, но если бы телеграмма была вручена, мне не нужно было бы ни о чем заботиться! Нас встретил бы мой отец.
— Навряд ли… Куда Кирику Савельевичу ехать в такую дорогу? Старик и дома-то еле бродит.
— Как? Вы знаете моего отца? Он что, болеет? — встрепенулся Василий Кирикович.
— Болеть — не болеет, но сами должны понимать — восемьдесят с лишним лет.
— Да, да… Вы правы… Простите! Я не подумал как-то… Вы подскажите, где тут живет бригадир?..
«Еле бродит… Еле бродит…» Казалось, эти слова выстукиваются неровными ударами сердца.
— Ну как? — спросил Герман. — На динозавре поедем или на ишаках?
— Ты отдохни, Гера, — отозвался отец. — Кофе попей — он в большом термосе. А я пойду к бригадиру.
— Валяй! Не все на черной «волге» катать, надо и на копытном. Для связи с простым народом.
«Отец еле бродит… — билось в голове. — Конечно! Тогда ему было сколько? Пятьдесят семь? Да… Прибавить двадцать пять… Нет, все это ужасно!» — он поморщился.
На крыльце бригадирова дома слепая старуха без слов тянула заунывный мотив. Она раскачивалась взад-вперед в такт напеву — убаюкивала на коленях ребенка.
Выждав, когда старуха прервала колыбельную, Василий Кирикович спросил, дома ли бригадир.
— А хто, богородной, его спрашивает? — ожила бабка.
— Да я не здешний. Мне надо срочно найти бригадира!
— На пожнях он. Сено кладет. Тут недалеко, за поскотиной. Ким-ярской-то дорогой поди, дак сразу за мостиком, на левой руке…
Василий Кирикович без труда отыскал эту пожню: он еще издали услышал людской гомон. На лугу работало человек пятнадцать — женщины, дети и трое мужчин.
Он подозвал к себе ближнего парнишку и велел ему быстро послать бригадира.
Скоро подошел щуплый мужичок с лоснящейся от
— Я еду в Ким-ярь, — сказал ему Василий Кирикович. — Мне срочно нужна хорошая лошадь. Нас двое и порядочно багажа.
Бригадир догадался, что это, верно, и есть Кирика Тимошкина сын, с телеграммой от которого не раз прибегала к нему завпочтой.
— Ладно. Поможем, — и крикнул, обернувшись к работающим: — Ванько!..
Через минуту прибежал запыхавшийся подросток лет одиннадцати, такой же сухой и смуглый, как бригадир. Был он бос.
— Придется тебе в Ким-ярь ехать, — по-вепсски сказал ему бригадир. — Запряжешь Мальку. Волокуши за конюшней, слабенькие, но в одну сторону выдержат. Там их и бросишь. Обратно приедешь верхом, — и по-русски, обращаясь к Василию Кириковичу, добавил: — Подите с ним. Он все сделает. За лошадь мы берем десять рублей в сутки — так в колхозе постановлено. Ванька квитанцию даст.
— Он и повезет нас? — недоверчиво спросил Василий Кирикович: он не понял, что сказал бригадир по-вепсски.
— Да. А что?
— Но если в дороге что случится?
— Все будет ладно! — махнул рукой бригадир.
Спустя полчаса подвода стояла возле почты.
— Такси подано! — усмехнулся Герман.
Белая лошадь — старая мослатая кобыла Малька — была запряжена во что-то несуразное: две длинные жерди, они же и оглобли, с набитыми поперек досками.
Как что-то очень далекое, виденное в пору детства, вспомнилось Василию Кириковичу, что вот на таких повозках-волокушах возили в Ким-ярь в пору бездорожья соль, спички, прочие необходимейшие товары и почту.
— Послушай, паренек, — обратился Василий Кирикович к Ване, — ты хочешь везти нас на этой штуке?
Мальчик приподнял козырек сползающей на глаза кепки:
— Не вас, а вот это! — он указал на гору багажа.
— А мы-то на чем поедем?
— Ни на чем, пешком пойдете.
— Да ты что? — испугался Василий Кирикович.
Герман затоптал окурок, покачал головой:
— Э-эх, экзотика-романтика!..
Ваня, не обращая на них внимания, размотал длинную веревку, что лежала на волокушах, расстелил на досках широченный брезент и начал деловито грузить вещи. Неторопливый, в сером латаном пиджачке, в больших резиновых сапогах и с полевой сумкой на боку, он был похож на маленького мужичка. Совсем мужскими выглядели его темные от загара крупные кисти рук и только лицо с облупившимся носом было детским.
Василий Кирикович ходил вокруг повозки и ворчал:
— Не знаю, парень, как ты все это погрузишь на свои жерди!… Неужели настоящей телеги у вас нету?
— Телеги-то есть.
— Так в чем же дело?
— Вы, дяденька, будто с луны свалились.
Герман расхохотался.
— А ты скажи толком! — начал кипятиться Василий Кирикович.
— Чего говорить-то? Будто дорог здешних не знаете!..
Василий Кирикович вздохнул. Как же он не знал этой дороги, если не раз хаживал по ней еще до войны, когда учился в педагогическом училище! По этой дороге в сорок первом он уезжал на фронт, по этой же дороге возвращался с войны. Но сейчас он молчал: если уж телефонной связи нет между Саргой и Ким-ярь, вполне возможно, что и дороги не стало.