Корень жизни: Таежные были
Шрифт:
Все было уже готово к дальнему маршруту, в предвечерней тишине я изучал карту предстоящих походов, гадал, какого таежного зверя встречу, и радовался, что это будет уже завтра.
…В комарином гомоне будто бы один голос вдруг стал гудеть резче и громче, да как-то неровно, с перебоями, потом взревел коротко и снова притих. Я поднял голову и прислушался… По грязной разбитой грунтовой дороге приближался мотоцикл. «Кого это несет? Наши все дома. И по такой дороге», — подумал я. А сам пошел навстречу.
На густо облепленном грязью и измочаленном зеленью ветвей «Урале» были двое. В пропыленных зеленых энцефалитках и беретах. Мотоцикл катил быстро, а вместе с тем ловко и осторожно объезжал лужи, ухабы и вывороченные камни. Я отметил: «Хорошо едут».
— Добрый вечер. Здесь охотоведы экспедиции базируются? Мы к вам. Юдаков Анатолий, Николаев Игорь. Из Биолого-почвенного института.
— Рад познакомиться! Слышал о вас. Подъезжайте как к своему дому. Откуда на ночь глядя?
— Из Ольги.
— Из поселка? С моря?
— Угу. Через перевал. Окольными путями. Кое-как прорвались. Такие же дороги и еще хуже.
— Какая нелегкая вас гонит?
— Об этом еще поговорим. За тем и приехали.
Тот вечер растянулся за полночь. Мои новые знакомые подробно, с любовью к делу рассказывали о начатой ими работе по учету численности тигра и изучению его экологии, о планах. На своем «Урале» они исколесили почти все южное Приморье, а теперь двигались севернее.
В люльке мотоцикла было все, что нужно для ночевки в любом месте — палатка, продукты, посуда и прочее. Самое необходимое, но ничего лишнего.
Казалось бы, что изучать: всем известен амурский тигр с мудреным латинским наименованием «Пантера тигрис алтайка». Разве неведомы его повадки, образ жизни, отношение к соседям по уссурийской тайге, к человеку и его собственности? Но затягивающее это дело — писать о тигре, вот и пишут — по знанию и по тщеславию, на собственном и чужом материале, новое и затерто старое. Отважные таежные исследователи и столичные краснобаи. Таких много, а истинных тигрятников, как Капланов, — раз-два, и обчелся.
Он — почти легенда. Тысячи пеших километров по тигриным следам, бесконечные ночевки у костра — где темень накроет или злая непогода. Горы, тайга, снега и морозы. И одиночество. Зато познакомился Капланов с тигром в «лицо», сошелся с ним на «ты», много узнал из его скрытой жизни. А легендой он стал потому, что погиб совсем молодым. От пули браконьера в спину. Ушел, оставив нам книгу о тигре, в которой новое и конкретное — на каждой странице.
С тех пор прошло более тридцати лет, но другие каплановы не появлялись, и снова был тигр вроде бы беспризорным. Судьба царя уссурийских зверей оставалась трагической, а образ жизни таил в себе много неизвестного.
Я смотрел на своих новых знакомых и думал: «Может, эти — каплановы наших дней? Ведь взялись они за мало изведанное и опасное».
Оба невысокие, коренастые, оба отчаянно смелые и выносливые, оба тихие и скромные. Они как близнецы-братья — из далекой таежной Стойбы, приютившейся на берегу своенравной красавицы Селемджи, заядлые охотники с детства. И даже имеют разряд по гимнастике, лыжам и стрельбе из ружей оба. У них и друзья детства были общие, потому что они не просто росли в одном поселке, но и в одной школе за одной партой учились до десятого класса. Они и через много лет, после того как вышли из детства, в лаборатории зоологии позвоночных Биолого-почвенного института сидели за соседними столами. Как бы одним голосом говорили, одними ушами слушали и одними глазами смотрели. Завидная дружба, ей-богу!
Меня с ними сближали общие интересы: я давно интересовался тигром и уже успел собрать кое-какой материал, из которого не делал тайны.
Но отношение к тигру у нас было все-таки разное. Я изучал его попутно со своей основной работой, для Юдакова и Николаева он был главным объектом исследований, а все остальное, что они видели в тайге, давало дополнительный материал.
Я сознавал, что у них работа потруднее моей, и, грешным делом, немного сомневался: понимают ли они это, а потому безобидно спросил:
— Что вы считаете главным и самым сложным в изучении тигра?
— Главное и сложное — не одно и то же, — ответил, немного подумав, Юдаков. — Основное для нас — выяснить как можно точнее, где и сколько живет теперь тигров. Это наше официальное задание, за него нам идет зарплата. Но на основное нанизывается много иного: сколько среди тигриного населения взрослых самцов и самок, молодых сколько, факторы смертности, питание, зависимость от численности кабанов и изюбров… Все это поддается изучению — уже не один дневник исписали. Трудности в другом…
Юдаков замолчал, задумался, потом взялся перематывать пленку в фотоаппарате, а Николаев, глядя на него, стал протирать бинокль. Я решил, что они не хотят выдавать свои самые сокровенные интересы, и тоже занялся делом. Среди ученых, знал я, много недоверчивых не только к малознакомым, но и к своим коллегам. Боятся, что кто-то перехватит идею, кто-то опередит в открытии или воспользуется чужим. Но Анатолий, поскрипывая валиком перемотки, после недолгого молчания снова заговорил!
— Самое трудное, по-моему, заключается в познании психических способностей тигра, его интеллекта. Зверь, конечно, не из глупых, но какова степень его ума? Волков, ворон изучают. Приручают, тьму опытов всяких проводят. Или с теми же дельфинами. Тигру бы хоть малость такого внимания… Сколько мы колесим и бродим по тайге, и следов свежих видели много, но всего два раза мелькнул полосатый. А нас — я это всем своим нутром чувствую! — уже не один тигр наблюдал. Иной раз так четко ощущаешь, что тебя как бы простреливают пронзительные, прямо магические глаза, что невольно задумываешься: а пять ли органов чувств у людей, да и у зверей тоже?
Николаев подхватил и продолжил мысль друга:
— Эту тигриную психику нам приходится изучать всего-навсего по следам. Идешь и пытаешься думать за него: почему он туда пошел, а не сюда, зачем круто свернул со своей старой тропы, по каким соображениям лежал на том утесе, как заметил жертву и поймал ее как? Наблюдений много, но далеко не однозначно их можно истолковать. Мы, например, убедились — да вы и сами об этом писали, — что все действия тигра продуманны и осмысленны, что ему свойственна хоть и элементарная, но все же рассудочная деятельность. Иногда я считаю, что он способен и к абстрактному мышлению, но это надо доказать, а доказать трудно: психологический опыт не поставишь, вот в чем беда. Остается мять снега да по крохам копить наблюдения. Ходить по следам годами…