Корфу (Собрание сочинений)
Шрифт:
Куда б'oльшие опасения вызывала безопасность берегов черноморских.
О приготовлениях некой операции французского флота в Петербурге стало известно уже в самом начале 1798 года. Слухи о том, куда поплывет французский флот, были самые разные. Более всего вначале говорили об Ирландии, что наших политиков не слишком волновало, но потом адресат возможного вторжения французов изменился. Наших политиков более всего пугал вариант вторжения французов через проливы в Черное море. Кто знает, как поведет себя султан Селим, когда ему предложат в качестве подарка Крым и Очаков?
Обеспокоенный всем этим, Павел Первый уже в начале февраля велел Черноморскому
Получив бумагу, командующий корабельным флотом вице-адмирал Федор Ушаков немедленно разослал по морю крейсера и стал поспешно вооружать к плаванию все двенадцать своих линейных кораблей.
Фёдор Фёдорович Ушаков
Между тем лавина слухов нарастала. В начале апреля пришло сообщение, повергшее всех в смятение – французский флот уже втягивается в Мраморное море! Загоняя лошадей, в Севастополь помчались фельдъегери. Император требовал: «Вследствие данного уже от нас вам повеления о выходе с эскадрою линейного флота в море и занятии позиции между Севастополем и Одессой, старайтесь наблюдать все движения как со стороны Порты, так и французов, буде бы они покусились войти в Черное море или наклонить Порту к каковому-либо покушению».
Читая эту бумагу, Ушаков только затылок чесал. Вице-адмирал никак не мог взять в толк, с кем ему предстоит драться: с французами или с турками, или с теми и другими сразу?
Вскоре выяснилось, что слух о приходе французов в Константинополь не подтвердился, но радости от этого было мало. Напряжение только возрастало. И послы в европейских державах, и лазутчики твердили о том, что французы, вероятнее всего, хотят захватить наши черноморские порты.
– Но зачем им это надо? – пожимали плечами видавшие виды ветераны екатерининской дипломатии. – Они что, уже все свои дела в Европе переделали? И как можно развязывать войну на востоке, не кончив ее на западе? Это же безумие!
– О чем вы говорите, – усмехались более молодые. – Это для нас таковой пасьянс абсурден, а для якобинских выскочек вполне нормален. Кто знает, какие идеи кипят сейчас в их безумных головах?
13 мая из Петербурга командующему корабельным флотом в Севастополе последовал новый рескрипт: «Господин вице-адмирал Ушаков. Коль скоро получите известия, что французская военная эскадра покусится войти в Черное море, то, немедленно сыскав оную, дать решительное сражение, и мы надеемся на Ваше мужество, храбрость и искусство, что честь нашего флота соблюдена будет, разве бы оная (эскадра) была гораздо превосходнее нашей, в таком случае делать Вам все то, чего требует долг и обязанность, дабы всеми случаями мы могла воспользоваться к нанесению вреда неприятелям нашим».
А затем европейские столицы замерли – французский флот с огромным экспедиционным корпусом на борту бесследно исчез из Тулона. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что у директории хватит ума не ввязываться в драку с Россией.
Император Павел, мучаясь неизвестностью, буквально изводил своих близких за обедами, а подчиненных на вахтпарадах.
Глава вторая
Дела моряцкие
Над Северной бухтой Севастополя кружили вездесущие чайки. Команды стоящих на внутреннем рейде судов только что отзавтракали и теперь бачковые выкидывали остатки пищи за борт. Бесстрашно подлетая к бортам судов, чайки на лету хватали то, что бросали люди.
На стоящем ближе к Сухарной балке фрегате «Григорий Великая Армении» вовсю шла утренняя приборка.
Ныне фрегатом командовал капитан-лейтенант Иван Шостак, принявший его всего пару месяцев назад у капитана I ранга Антона Алексиано, ушедшего с повышением на «Богоявление Господне». Свое достаточно необычное название фрегат Шостака получил в честь священномученика епископа Григория, просветителя Великой Армении, жившего в далеком III веке. Матросы именем фрегата гордились и, хотя о самом священномученнике почти ничего не знали, фрегатские всегда с гордостью говорили:
– Мы с Великого!
По своей конструкции, размерениям и вооружению (60 пушек!) «Григорий» относился к тяжелым фрегатам, предназначенным не столько для разведки и крейсерства, сколько для поддержки линейных кораблей в генеральных сражениях. Назначение командиром самого мощного фрегата на флоте было актом особого доверия и последней ступенькой перед должностью линейного капитана – пределом мечтаний каждого флотского офицера. Надо ли говорить, что столь высокое назначение Шостака вызвало не только радость друзей, но и зависть тех, кто также рассчитывал на эту должность, но не получил. Если сказать честно, своим назначением командир «Григория» был обязан вице-адмиралу Ушакову, который еще со времен последней войны с турками благоволил к толковому офицеру.
Проснувшись, Шостак первым делом глянул в окно. Солнце еще не взошло, но рассвет уже был совсем близок.
Поднял глаза к потолку. Там, на потолочном бимсе, только вчера по его приказу закрепили шлюпочный компас, чтобы, даже лежа в койке, командир мог иметь представление о курсе своего судна. Придумка не новая, но в море весьма полезная.
С вахты пробили склянки. На шканцах был слышен хриплый голос Макара Ратманова – старший офицер уже отдавал указания на утреннюю приборку.
< image l:href="#"/>Макар Иванович Ратманов
О таком помощнике, как Макар, мог только мечтать, ибо тот прошел и огонь, и воду. Сразу по выпуску из морского корпуса Ратманов отвоевал со шведами, дрался при первом Роченсальме и за отличие был пожалован лейтенантом. За храбрость же в сражениях при Красной Горке и Выборге был пожалован двухлетним старшинством в чине, что ценилось офицерами не ниже ордена. Затем участвовал в перегоне нового линейного корабля из Архангельска в Кронштадт вокруг Скандинавии (дело по тем временам тоже далеко не простое!). На Черном море опыт переведенного туда Ратманова оценили, и он сразу же стал капитанствовать, вначале бригантиной «Ахилл», затем и транспортом «Принцесса Елена». Капитан-лейтенант уже собирался командовать бригом, когда в марте 1797 года «Елена» была застигнута жесточайшим штормом у Одессы и затонула. Председателем следственной комиссии по гибели транспорта определили вице-адмирала Ушакова. Все действия командира транспорта Ушаков нашел правильными и свое-временными. Ратманов боролся за судно до последней возможности, а затем спас команду, не потеряв ни одного человека, сам покинул судно, когда оно уже погружалось, последним, со шканечным журналом под мышкой и шпагой в зубах. Подписав итоговые бумаги, Ушаков вызвал к себе ждавшего решения своей судьбы Ратманова. Долгих разговоров вице-адмирал не любил, а потому сразу перешел к делу: