Коричневый Предел. Там, где зимуют раки
Шрифт:
Не дожидаясь ответа, Софья взяла ладонь Киры и приложила к животу. Словно приветствуя названную сестру, малютка легонечко толкнулась.
— Я почувствовала её, мам, почувствовала! — обрадовалась Кира.
— Ангела знает, что у неё есть старшая сестра, которая всегда встанет на её защиту. А теперь иди к братьям, и передай им наш разговор. Я не хочу, чтобы мальчики мучались в сомненьях.
Кире и самой не терпелось поделиться с братьями хорошими вестями. Поцеловав Софью, она вышла из комнаты, унося в сердце слова матери о любви. Но всё же что-то не давало ей покоя, заставляя нервничать. И лишь дойдя до комнаты Барса, Кира поняла, что именно вызывало тревогу. Воспоминания о родной матери и погибшем новорождённом брате заставляли неосознанно проводить параллель. Кира мотнула головой.
«Нет! С Софьей подобного не случиться! Иначе это будет слишком несправедливо по отношению к ней, Заххару, Ангеле, да и ко мне тоже. Потерю второй матери я не переживу».
Отогнав ненужные мысли, Кира открыла дверь в комнату Барса. Все трое названных братьев: Барс, Кот и Охотник были в сборе.
— Ты поговорила с ней? — спросил Охотник, едва заметив Киру.
— Поговорила, — кивнула она. — У меня хорошие новости.
В этот момент в комнату влетел посыльный и сообщил, что в гостиной появились молодые люди, назвавшие себя Кастином и Вашеком.
Кира завизжала, и бросилась бежать, Кот, Барс и Охотник рванули за ней следом.
Проводив приёмную дочь, Софья вновь подошла к окну. Гроза не собиралась заканчиваться. Косые струи лупили по земле изо всех сил. Рука Софьи легла на живот, и по комнате, под стук дождя полилась колыбельная. Мать пела песню ещё не рождённому ребёнку. Слова сами складывались в строчки, где-то не совсем ровно, но это была песня, сочинённая Софьей, идущая из сердца матери.
— Тише, тише, малышка, не бойся. Это только лишь дождь за окном. Не толкай маму и успокойся, Скоро радость придёт в этот дом. Тебя ждут твои старшие братья, И сестрёнка тебя очень ждёт. Папа светится просто от счастья, Он подарки тебе принесёт. Баю-бай, баю-бай, моя крошка. Засыпай и скорее расти. Нам до встречи осталось немножко. Баю-бай, баю-бай, не грусти.Чуть слышно скрипнула дверь.
— А я и не знал, что в нашем доме живёт поэт, — могучие руки Заххара легли на плечи Софьи.
— Да какой из меня поэт? — женщина повернулась лицом к мужу. — Так, пою, о чём думаю.
— Ты хорошо думаешь и хорошо поёшь.
Заххар покрыл лицо Софьи поцелуями. Этот медведеподобный мужчина источал столько нежности и любви, что её хватило бы на весь огромный мир, но все его чувства предназначались одной-единственной женщине и ребёнку, находящемуся в её утробе.
— Тебе удалось поговорить с Кирой?
— Да. Она сама завела разговор.
— Ты сказала ей, что мы любим их и не хотим, чтобы они покинули наш дом?
— Конечно, дорогой. А как иначе? Кстати, передай домовому мою искреннюю благодарность за то, что предупредил. Бедные дети, понапридумывали себе не пойми что.
— Если хочешь, то можешь сделать это сама, — улыбнулся премьер-министр.
— А он здесь?
— Ну, что ты. Грэм без приглашения не приходит. Но, если хочешь, я позову его.
Софья, которая до этого на дух не переносила языкастого дварха, неожиданно для Заххара согласилась.
— К услугам вашим, — раздался голос Грэма, после того, как премьер-министр дважды позвал его.
Чуть вздрогнув, Софья огляделась по сторонам. Она так и не привыкла, что голос раздаётся неизвестно откуда. Заххар рассмеялся и прижал к себе супругу.
— Говори, он тут, — прошептал он на ухо жене.
— Я хочу сказать тебе большое спасибо. Ты вовремя предупредил на счёт переживаний наших детей. Мне бы самой и в голову не пришло, что у них возникли такие мысли. Как же они мучались… Спасибо, — Софья замолчала на секунду, а затем добавила, — Грэм.
— Значит, мир? — голос дварха источал радость.
— Мир. Только прошу, не пугай меня неожиданным появлением и не предлагай лекарства, основанные на помёте летучих мышей.
— Софья, дорогая, столько лет прошло, а ты всё ещё обижаешься на ту безобидную шутку? — ехидные нотки вновь запрыгали в интонациях дварха.
— Грэ-эм, дам по шее, — Заххар слегка потряс мощным кулаком.
— Всё, всё… Тебя я понял, умолкаю, а то по шее получу, и подвиг свой не совершу, — хохотнул Грэм.
В ответ премьер-министр только головой покачал, Софья звонко рассмеялась.
— Это о каких подвигах ты сейчас разглагольствуешь? — насторожился Заххар.
— Есть разговор, — уже серьёзно сказал дварх. — Софья, с твоего позволения мы отправимся в рабочий кабинет твоего мужа. Ты не против?
— Идите, уж, заговорщики, — вздохнула жена премьер-министра.
— Мы не надолго, — целуя её, пообещал Заххар. — Я скоро вернусь. Идём, герой. Только отдам распоряжение, чтобы в кабинет пригласили отца Лазурия, Мать драконов, императора и Валдека.
— Император уже в кабинете, — уточнил Грэм, — мы с ним проболтали более трёх часов.
Перемещение отняло у Рифальда почти все силы. Бессонные ночи в подземной лаборатории дали о себе знать. Теперь на полное восстановление уйдёт как минимум день или два. Рифаль огляделся — конечный пункт перемещения всё-таки выбран неудачно, но времени на обдумывание и моральных сил, чтобы подобрать более приемлемый вариант у него не было. Но Квертонайская гряда тоже не плохое место. По крайней мере, тут нет людей, и можно всё спокойно обдумать. А поразмыслить есть над чем.
Старец опустился на мшистый камень, и устало закрыл глаза. Обхватив голову руками, он стал раскачиваться из стороны в сторону, тихонечко подвывая. С приходом на Арлил ненавистной Коричневой Леди вся его жизнь пошла наперекос, всё изменилось и полетело в тартарары. Даже её неожиданное исчезновение, после недолгого пребывания, уже не смогло вернуть привычный уклад. Спрашивается — зачем приходила? Поиграла в могущественную волшебницу, наделала дел и испарилась. А её кто-нибудь звал? Ждал? Временщики — они все одним миром мазаны! Взбаламутят народ, разломают построенное за столетия, и сбегут. А расхлёбывать навороченное кому? Лучше бы сидела в своей норе и не вылезала!