Коридор

Каледин Сергей Евгеньевич

– Угомонись, мамаша, – посоветовал Вовка, выклю­чая свет.

– Ром, – уже полусонным голосом позвала Татьяна Ивановна. – Ты ночью-то не обмочишься? А то смотри, селедочки кусочек скушай для прочности. Поролон-то по­том не… куда его? У меня племянник на той неделе пья­ный ночевал – потом неделю сушила-сушила, не высу­шила.

– Да я трезвый, – пробормотал Ромка.

– Ну, ты, мать, даешь! – заржал Вовка.

– Сплю, – сказала Татьяна Ивановна.

– Липу-то береги, Липа – золото, – сказал дядя Во­лодя на Курском вокзале. Ромка нес чемоданы, набитые отданной дедовой одеждой. –

На вот тебе на мороже­ное, – дядя Володя сунул Ромке мелочь. – Липу береги.

Слова дяди Володи «на мороженое» почему-то напом­нили Ромке, что он второгодник, Юля на Кавказе, а мать завтра улетит на Сахалин. И Липа совсем старая. Тоже может умереть, как дед. Ромке вдруг стало так жалко себя, что он заплакал. Прямо в метро. Хорошо еще – под черными очками не видно.

– Ну, сынок, что будем делать? – спросил Лева, ког. да Ромка приплелся домой.

Матери дома не было, побежала по магазинам.

– Знаешь, Лева, – вступила в разговор Липа, – я счи­таю, ты как отец должен заняться ребенком. Ты должен…

– Олимпиада Михайловна, телефон, – сказал Лева.

– Чего же он так тихо звонит? – Липа бросилась в переднюю. – Але?.. Здравствуйте, Софья Лазаревна, до– рогая. Да как, все по-старому, потихонечку… Вот Жоржика похоронили…

Лева деликатно прикрыл дверь, чтобы не мешать Ли­пе разговаривать.

– Ну, что же мы с тобой будем делать, сынок?

– Не знаю, пап.

– В вечернюю школу?

Ромка вздохнул: – Там три года: девятый, десятый и одиннадцатый… Не хочу.

– А в техникум? Ромка сморщился:

– Один год бы – еще можно, чтоб аттестат получить. А может, еще какие школы есть – быстрые? Ты ж теперь в Моссовете…

– Моссовету больше делать нечего, второгодниками заниматься!., Экстернат номер один помещался возле метро «Авто­заводской». Днем здесь была обычная школа, вечером – экстернат.

Ромка приехал вместе с отцом.

– Паспорт, военный билет, – буркнула девушка, ответ­ственная за прием, не глядя протягивая руку к вошедшим.

– Вы понимаете… – начал Лева. Девушка утомленно подняла глаза:

– Условия приема висят на двери. С той стороны.

На двери говорилось, что в экстернат зачисляются ли­ца мужского и женского пола не моложе девятнадцати лет, имеющие свидетельство об окончании восьми клас­сов, мужчины – после службы в рядах Советской Армии.

Ромка понурил голову. А Лева наоборот – завелся… …Вяло тянулось лето. Ромка был не у дел. Вовка жил в деревне, приезжал редко, рассказывал, как один гоняет всех деревенских. Давал щупать сломанное хрустящее ребро и задирал губы, хвастаясь боевой потерей зубов. И опять скрывался в деревню.

Ромка два раза звонил Юле. Юля позевывала в труб­ку, выслушивая, как он ездил за ней на Кавказ, но об­горел, лежал, его мазали протухшими огурцами и просто­квашей. Она вяло что-то отвечала и сворачивала раз­г Но так как Ромка все равно лез с любовью, она разрешила ему получить для нее в школе учебники для десятого класса, сама она уезжает на днях в молодежный лагерь.

Лева приходил поздно. Жил он теперь, после примирения с Люсей, в Басманном под Липиным присмотром, та с удовольствием следила за его нравственностью. А Лева с каждым днем все больше и больше недоумевал: зачем он помирился с бывшей женой? Вечерами они вдвоем с Липой смотрели телевор, переделанный на увеличен­ный экран старого «КВНа». Зарубежные новости Ли­па всегда слушала с повышенным интересом и даже кури­ла в это время в комнате. Телевионную информацию она сверяла с огромной политической картой мира, по­вешенной над диваном. С папиросой во рту Липа забира­лась коленями на диван и водила по карте толстыми ко­роткими пальцами, между которыми потухала папироса.

– Та-а-ак, Вьетнам?.. Вьетнам у нас будет здесь… А где же тогда Аргентина?..

К телефону Лева самостоятельно не подходил (по всей видимости, это было особо оговорено условиями примирения). Подходила Липа. Сухо на всякий случай говорила: «Але. Вас слушают» – и дальше – по ситуации. Часто после «Але. Вас слушают» вешала трубку. Тогда Лева мрачнел и уходил переживать в маленькую комна­ту. Это звонила женщина, на которой Лева обещал и хо­тел жениться до смерти деда.

Когда Липа видела, что Лева сатанеет в Басманном, она звала соседа Ефима Зиновьевича. «У вас могут быть общие интересы», – говорила при этом Липа.

Ефим Зиновьевич работал переплетчиком, а его жена Вера Марковна стучала дома на машинке.

Чтобы справиться с тяжелой жнью, Ефим Зиновье­вич спекулировал экспортными записными книжечками на молнии с металлическим карандашиком внутри. В дан­ном случае Липа эту спекуляцию прощала, сочувствуя многолетней болезни Нины. Для поддержки соседей она и сама иногда делала подарки родным этими книжечками.

Лева играл с Ефимом Зиновьевичем в шахматы, Липа читала газету. Иногда в дверь скреблась Нина, седая, старенькая.

Ефим Зиновьевич шел открывать ей дверь, а Лева шипел и махал руками, чтобы Липа не пускала ее в квартиру.

Липа оставляла недовольного Леву в комнате, по­плотнее закрывала дверь, выходила в переднюю, беседо­вала с Ниной, давала ей какой-нибудь гостинчик. Потом шахматы продолжались.

В девять-десять часов вечера Ефим Зиновьевич загонял Нину коридора в свою квартиру, закрывал обе двери, вторая была дополнительная, окованная кровель­ным железом, Лева шел читать в маленькую комнату. Че­рез полчаса Липа заходила туда, убирала газету, лежав­шую на недовольном лице спящего бывшего зятя, и тушила свет.

Утром за Левой заезжала черная «Волга». Персональ­ная, хотя и не совсем: «Волга» была на троих с Левиным начальником и первым его заместителем. Лева был тре­тий. Липа напоминала Леве проверить, все ли на месте – очки, ключи, документы, и провожала его. И каждое утро находила что-нибудь забытое впопыхах и громко кричала об этом с балкона Леве, садящемуся в черную персональную машину, а бабки, с утра забившие свои места у подъезда, одобрительно кивали головами.

Ромка бездельничал. Узнав, что в «Повторке» идет фильм Марлена Хуциева «Мне двадцать лет», который снимался под названием «Застава Ильича», он понесся в «Повторку». Действительно – тот самый фильм. Ромка даже вспомнил толпу демонстрантов, узнал женщину, у которой режиссер отобрал шар, чтобы подарить Серене Круглову. Но Серени на велосипеде в фильме не было. Наверное, вырезали.