Корм
Шрифт:
Александр Бачило
Корм
Чалый звездолет, всхрапывая и тряся соплами, пятился от Гончих Псов.
– Беда, барин!
– крикнул возница, оборотившись с козел, - псы-то не иначе, как помещика Перепетуева! Должно, и сами их благородие сейчас нагрянут!
– Что ж ты встал, дурак!
– не на шутку перепугался я.
– Поворачивай!
– Эх, залетныя! Боковыя - разворотныя!
– возница засвистал, нахлестывая двигатели мегавольтными разрядами.
Звездолет начал медленно заворачивать оглобли. Псы растерянно остановились, высунув языки пламени
– Жги! Жги!
– подгонял я моего Степана по внутренней связи.
– Уйдем получишь рубль на воздух, а нет, так не обессудь - упеку в реакторный отсек на вечное поселение!
– Да уж куда вашей милости будет угодно!
– Степан в отчаянии махнул рукавицей.
– Лишь бы не к Перепетуеву! Вот шалун-барин, язви его...
– Молчи! Погоняй знай!
Степан со всей сноровкой, присущей русскому мужику, вручную произвел разворот, на глазок прикинул новый курс и врубил форсаж.
Ну, на сей раз пронесло, подумал я, мелко крестясь.
Но в это самое мгновение пространство позади звездолета вдруг расселось на две половины, и из образовавшейся дыры вылетела целая кавалькада в лентах, цветах и бубенчиках - четыре русские тройки, и одна битая восьмерка. Впереди всех, на призовом рысаке по кличке Студебеккер, в обнимку с двумя кустодиевскими барышнями летел сам Фома Сильвестрович Перепетуев, отставной маиор Галактической Империи, гренадер и пьяница. При его появлении эфир сейчас же наполнился звуками верхних саратовских гармоник и цыганскими напевами.
– Эх, мать честная!
– заголосил Степан, подстегивая дополнительные мощности.
– За что пропадаем?!
– Гони, Степан, - простонал я, - человечно тебя прошу, гони!
– Ага, гони!
– свирепо отругивался возница.
– У Студера мотор - втрое! Сколько раз я вашей милости докладывал: правый пристяжной - подлец двигатель! Не двигатель, а помеха! Доведись вот так, на рысях, уходить - он и подведет под монастырь!
– Давай, старик, - уговаривал я, - после переговорим!
Степан вдруг заложил резкий поворот и направил машину в сторону ближайшего поля астероидов.
– Куда, болван?!
– всполошился я.
– Скорость потеряем!
– У себя в кабинете командуй, Клим Евграфыч! А тут - я!
И то, подумалось мне. Степан дело знает. В Оскольники рвется. Там есть, где спрятаться.
До спасительного лабиринта из глыб гранита, мрамора, кирпича, щебенки и прочего мусора, составляющего астероидное поле Оскольники, оставалось совсем немного, всего пара парсеков. Но тут навстречу нам из-за ближайшей железобетонной конструкции вырулил, сверкая мигалками, патрульный крейсер ДПС, что расшифровывается ямщиками почему-то как "Догоню - Звезды Схлопочешь".
Степан резко сбросил скорость до разрешенной световой, однако крейсер уже нацелился хищно на мой чалый звездолетик и выбросил полосатый темпоральный барьер поперек пространства.
– Тормозить, что ли?
– обернулся Степан.
– Эх! Семь "же" - и все неглиже! Гони через барьер!
– Помилуй, барин!
– взмолился возница.
– Он фазером
– Авось, промажет!
Крейсер не промазал.
Когда дым рассеялся, он неторопливо подлетел ближе и передал по радио кодовую фразу, буквальное значение которой кануло в глубине веков:
– Выйти из машины. Руки на компот, ноги на холодец!
– Товарищ Страшный Сержант!...
– заныл было Степан.
– Сопла подбери!
– оборвал его командир крейсера.
Возница, вздыхая, натянул драный скафандришко и вышел в космос, чтобы собрать разлетевшиеся по галактике части двигателя. Я остался один на один со Страшным Сержантом.
– Нарушаемте?
– добродушно спросил он, разворачивая мешок для денег. Поднакажем!
Нужно было как-то спасать положение.
– Ты че, командир?!
– обратился я к нему на интерлингве.
– С корабля ли ты на бал, в натуре?! Посмотри сначала, с кем я в колонне иду, потом шмаляй, ладыженский стрелок!
Я ткнул пальцем в ту часть вселенной, где уже на полнеба разрасталась кавалькада перепетуевских кораблей.
– Ё- моё!...
– произнес Сержант стандартную формулу прощания, прыгнул в свой крейсер и был таков.
Я, к сожалению, последовать его примеру не мог. Значит, опять придется водку пить...
– Ба! Ба! Ба! Кого я вижу!
– закричал Перепетуев раньше, чем мог меня узнать.
– Какими судьбами?!
– и, не выслушав ответа, расхохотался.
– А я, брат, со Звездных Войн! Поздравь - продулся в пух! Купил у каких-то жидаев Звезду Смерти, а она, не поверишь, возьми и взорвись! Ха-ха! Трахнуло на всю губернию!... Да!
– он вдруг ударил себя по лбу.
– Что же это я? Позволь представить тебе мою закадычную компанию! Эй, вы! Теребень кабацкая!
Из подваливших звездолетов высыпал такой все смазливый народ, что в другой раз черт знает чего бы ни дал, лишь бы избежать с ним знакомства. Нечесаные бороды с блестками седины и капусты приятно обрамляли эти сизые, примятые жизнью ряшки. Бледно-волосатые пузики аккуратно свешивались у многих через щель между трикотанами и майкой, как тесто, вылезающее из кадки. В воздухе (а встреча происходила на астероиде, вокруг которого, по счастью, оказался воздух) густо пахнуло настойками, наливками, коньячком, водочкой, пивом и одеколоном. Не считая закуски, которой пахнуло тоже неслабо.
– Вот, рекомендую!
– заорал Перепетуев, обращаясь к толпе, - мой лучший друг, мой друг бесценный, заводила детских игр и разводила юношеских драк, Павел... как тебя?
– Клим Евграфович...
– Ах да, конечно!
– Перепетуев снова жахнул себя по лбу.
– Ну да вздор! А вот знаешь ли ты, дражайший мой Глеб Егорыч, кто перед тобой?
Он широко обвел рукой нетрезвую компанию. Та с готовностью осклабилась щербатыми улыбками, видно любила слушать предстоящий дифирамб.
– Пред тобою, трепещи ничтожный, яко же и сам трепещу...
– Фома Сильвестрович вдохновенно простер обе руки, - цвет отечественной словесности! Мастера шуршательной литературы! Лучшие и знаменитейшие нуль-шишиги!