Корни дуба. Впечатления и размышления об Англии и англичанах. (c иллюстрациями)
Шрифт:
Садоводство для британца – это больше чем хобби, даже больше чем страсть. Это кодекс моральных ценностей, почти религия. Именно в такие моменты он раскрывает себя и свою подлинную сущность. Именно в саду англичанин отбрасывает свою тщательно привитую сдержанность, позволяет своей жесткой верхней губе расплыться в улыбку, как бы снимает свой застегнутый на все пуговицы мундир. Его вкусы, его поведение в саду говорят о его личности и характере гораздо правдивее, чем любая автобиография. Он проявляет здесь свою глубокую любовь к природе, которая, на его взгляд, должна быть подправлена и облагорожена как можно меньше.
Guard House, Alexandra Gate, Hyde Park, London.
Глава 6
СОБАКИ, КОШКИ И… ДЕТИ
Лондонские парки хочется назвать краем непуганых птиц. Их многочисленные пернатые обитатели нисколько не боятся человека. Зто особенно заметно в будни, когда людей мало: гордые лебеди устремляются со всех концов пруда к случайному прохожему, а утки даже вылезают из воды и вперевалку ковыляют вслед за ним.
Стоит присесть на скамейку, как к ней тут же слетаются вездесущие космополиты – воробьи, желтоносые скворцы и множество другой пернатой твари, которая тут, в центре Лондона, совершенно беззастенчиво лакомится прямо из человеческих рук. По части попрошайничества с ними активно конкурируют белки: они могут взобраться человеку на колени, даже на плечо, нахально и требовательно заглядывая в глаза.
Не только птицы в парках – любая живность в Англии привыкла видеть в человеке не врага, а друга и благодетеля. Пушистый сиамский кот из соседнего дома, взобравшийся на подоконник нашей кухни, был явно удивлен, когда его ничем не угостили, а прогнали прочь. Даже незнакомая собака, встреченная в лесу, вместо того чтобы залаять, тут же начинает приветливо вилять хвостом.
Если верно, что на свете не сыщешь травы зеленее английской, то еще бесспорнее, что нигде в мире собаки и кошки не окружены таким страстным обожанием, как среди слывущих бесстрастными англичан. Собака или кошка для них – это любимый член семьи, самый преданный друг и, как порой поневоле начинаешь думать, самая приятная компания.
Когда лондонец называет своего терьера любимым членом семьи, это вовсе не метафора, французских или немецких студентов обычно поражает, что в английских семьях домашние животные явно занимают более высокое положение, чем дети. Это проявляется и в моральном плане (ибо именно собака или кошка служат центром всеобщих забот) и в плане материальном. Девушка с континента, гостящая в лондонской семье ради практики в языке, с удивлением замечает, что если бульдогу или сеттеру дают хороший мясной ужин, то дети, обедающие в школе, получают вечером лишь кусок хлеба с консервированными бобами да чашку чая.
Австралийские чиновники не могут взять в толк, почему семьи британских эмигрантов готовы пойти на немыслимые хлопоты, связанные с карантином для своих кошек к собак, вместо того чтобы оставить их в Англии, а в Австралии приобрести других. Однако англичанину подобная мысль попросту не может прийти в голову. Для него это все равно что бросить на произвол судьбы собственное дитя.
Чтобы не задавить щенка или котенка, лондонский водитель без колебания направит машину на фонарный столб или, рискуя жизнью, врежется в стену. Гуляя в дождливый день, англичанин часто держит зонтик не над головой, а несет его на вытянутой руке, чтобы капли не попадали на собаку.
Человеку, который не любит домашних животных или которого, упаси бог. невзлюбят они, трудно завоевать расположение англичан. И наоборот. Если приходишь в гости и огромный дог бросается тебе лапами на плечи, не стоит горевать о выпачканном костюме. Англичане убеждены, что собака способна безошибочно распознать характер человека, которого видит впервые. Можно почти не сомневаться, что хозяин разделит как симпатию, так и антипатию своего пса. Если тот же дог вдруг проявит неприязнь к кому-то из гостей, в доме станут относиться к нему настороженно.
Человек, впервые попавший в Англию, отметит, как безупречно воспитаны здесь дети и как бесцеремонно, даже нахально ведут себя собаки и кошки. И с этим хочешь, не хочешь – надо мириться. Вот назидательный пример, рассказанный японским диктором из Би-би-си. Пригласив сослуживцев к себе на новоселье, он с удивлением почувствовал, что после этой встречи английские коллеги стали относиться к нему более холодно, чем прежде. Причина, выясненная лишь много времени спустя, оказалась самой неожиданной: предлагая кому-то сесть, японец бесцеремонно выдворил прочь кота, дремавшего в хозяйском кресле (совершить такое в чужом доме было бы вовсе святотатством).
Выступая перед английской аудиторией, мне неоднократно доводилось рассказывать о том, что пережила наша семья во время ленинградской блокады. Слушая о коптилках и снарядах, о 125 граммах хлеба и трупах на детских саночках, кто-нибудь всякий раз спрашивал:
– Как же переносили голод кошки и собаки, особенно те, что остались без хозяев? Выдавались ли на них продовольственные карточки?
Рассказывать англичанам о том, как мы с братом ловили одичавших кошек на рыболовный крючок, носили их усыплять в соседний госпиталь, а из освежеванных тушек варили суп, можно было лишь с оговоркой, что это избавляло от страданий бездомных животных, обреченных на неминуемую гибель.
Уже в Лондоне я прочел остроумную, меткую и в целом доброжелательную к жителям туманного Альбиона книгу под интригующим заголовком «Люди ли они – англичане?». Ее автор голландец Г. Реньер рассказывает об эксперименте, который он провел, задавая различным группам англичан один и тот же гипотетический вопрос. Путешественник встречает нищего с собакой, умирающих с голоду. В сумке у него один-единственный кусок хлеба, которого никак не хватит на двоих. Кому же его отдать: нищему или собаке? Житель континента в такой ситуации наверняка накормит нищего. Но трудно сказать, как тут поступит англичанин… Реньер ожидал, что ему будут возражать, обвинять его в преувеличении. Но собеседники были на диво единодушны: «О чем тут говорить». Конечно, нужно прежде позаботиться о собаке! Ведь бессловесная тварь неспособна даже попросить за себя!»
Настоятель соседней церкви посетовал мне однажды на своих прихожан: воскресный сбор пожертвований в пользу бездомных собак и кошек неизменно составляет куда большую сумму, чем сбор в пользу беспризорных детей. Я, признаться, усомнился: типично ли это? Решил навести справки. Мой историческо-статистический экскурс выявил две примечательные даты:
1824 год – создание Королевского общества по предотвращению жестокости к животным.
1884 год – создание Национального общества по предотвращению жестокости к детям.