Корни небес
Шрифт:
— Садитесь. Ешьте, — улыбается герцог.
Мы не заставляем себя упрашивать.
— Я бы послал что-нибудь и тем двоим, которых вы оставили в гараже, но подозреваю, что они откажутся есть. По сути, я ведь мог бы попытаться усыпить их, да? Или даже отравить… Вы ведь себе на уме…
Он садится во главе стола, хватает вилку и подцепляет кусок мяса, обильно политый соусом. Мясо белое, нежное. Он поднимает глаза и ловит мой взгляд.
— А, понимаю… Это голубь. Старинное традиционное блюдо Урбино. Мы здесь не едим мышей и прочую гадость. Мы цивилизованные
Он отправляет в рот кусок мяса и ломоть хлеба. Громко чавкает, глотает. Смешанная с крошками слюна течет у него изо рта.
Теперь, сидя рядом с ним, я различаю под запахом духов какой-то другой запах, очень неприятный.
— Вы первые оказавшиеся здесь представители Церкви, — произносит герцог с набитым ртом. — Как Папа? Он пережил бедствие? Но нет, он был слишком стар. Кто же пришел ему на смену?
Я собираюсь ответить, но меня опережает Дюран.
— Нового Папу зовут Джелазио. Папа Джелазио Третий. Он немец. Он восстановил военную мощь Церкви и установил сеть союзов по всей Центральной Италии. Но у нас есть сеть аванпостов и в остальных регионах страны, вплоть до старых границ.
— А мы что-то не слыхали об этой сверхдержаве, — возражает Туччи.
— Сядь, Давид, — предлагает ему Герцог. — Сядь, составь нам компанию.
— Я уже ел.
— Ну хорошо, хорошо. Но тем не менее доставь мне удовольствие и посиди с нами. Мне неприятно смотреть, как ты стоишь. Садись.
Ручищи Туччи отодвигают стул. Он тяжело садится на него со свирепым видом.
— Вы говорили о Папе Джелазио Третьем. Я не знал, что было двое других. Сколько всего мы не знаем, не правда ли?
— Да, он третий. Он принял эстафету у умершего Папы во время… Страдания.
— А, вы так это называете? А мы называем это Бедствием. День Бедствия. Не желаете ли еще немного соуса на ваше жаркое, синьора?..
— Адель Ломбар. Нет, спасибо, все и так прекрасно.
— Вы также принадлежите к Церкви? Быть может, мы монахиня? Я вдруг понял, что мы не представились, прежде чем сесть за стол. Какая бестактность. Я Федерико Танци, герцог Урбинский. Вы уже знакомы с моей правой рукой, коннетаблем Туччи…
Дюран представляет Адель, меня и своих людей. Он смакует каждый звук, незаслуженно величая меня «главой Святой Инквизиции».
— Ничего себе! — улыбается Герцог. — Святая Инквизиция. Подумать только. Это она сжигала ведьм, да? И еретиков. Сколько еретиков вы сожгли в последнее время?
— Быть может, на этот вопрос ответите вы, капитан? — спрашиваю я Дюрана, стараясь скрыть иронию.
— С удовольствием. Видите ли, синьор герцог, Церковь уже не та, что была когда-то. Мы знаем, что… Бедствие сильнейшим образом смутило души и могло поколебать веру в Господа милосердного у некоторых наиболее слабых духом…
Герцог щурится.
— Готов побиться об заклад, что это так, — шепчет он, но так, что я тоже слышу его замечание.
— …поэтому мы стали, так сказать, немного терпимее по отношению к случайным и нетяжелым формам отступлений от правоверности.
— Конечно.
Дюран поднимает голову.
— Я не священник, герцог. Я солдат. Мне платят не за то, чтобы я думал или делал предсказания, а за то, что я защищаю Церковь от ее врагов.
— Ну, должен признать, что ваше появление было решительно впечатляющим. Эти штуки, на которых вы ездите…
— Наши легкие разведывательные транспортные средства.
— Легкие?
— Да. По сравнению с бронированной «Рысью». Или с танком «Леопард». [62]
Герцог украдкой смотрит на Дюрана. Его явно поразили эти слова. Изображая равнодушие, он обращается к Адель:
— А что обворожительная доктор Ломбар скажет об Урбино? Вам понравился мой город?
62
«Рысь» — российско-итальянский бронеавтомобиль, «Леопард» — основной боевой танк производства ФРГ, состоящий на вооружении итальянской армии. — Прим. ред.
— Я еще не имела возможности оценить его по достоинству, но да, он произвел на меня впечатление. Примите мои комплименты.
— Благодарю. Но это не только моя заслуга. Это была работа команды. И большая часть заслуги принадлежит моему отцу.
Как по команде, коннетабль вскакивает на ноги, а охранники отдают честь.
— Слава герцогу Аттилио! — кричит Туччи, и все тут же повторяют за ним:
— СЛАВА ГЕРЦОГУ АТТИЛИО!
— Слава, да, точно, — шепчет молодой герцог Федерико, кривя рот в ухмылке.
После этой сцены ужин превращается в немую сцену. Добродушие молодого человека испаряется. Он играет с едой и отвечает на наши вопросы односложно.
Пока Дюран не заговаривает о нападении в Торрите Тиберине.
Внимание герцога мгновенно возвращается.
— Создание, напавшее на вас… то, что общалось посредством мыслей… У вас нет от него никакого трофея?
— Как-как?
— Трофея! Головы или лап… Одной из тех длинных лап…
— Мы не собираем трофеи.
У молодого герцога очень разочарованный вид.
— В моем музее нет ничего подобного…
— В каком музее? — спрашивает Дюран.
— Мой музей природных редкостей. Позже я покажу вам его, если хотите. Но сейчас расскажите мне об этих странных созданиях.
Дюран пожимает плечами:
— Мне особенно нечего рассказывать. Я их вижу — я их убиваю. Может быть, капрал Битка мог бы рассказать вам немного больше.
Молодой капрал в смущении сглатывает слюну.
— Мне… мне тоже особо нечего сказать. То есть, я сам не понимаю, что произошло со мной… Оно как будто говорило в моей голове… Я был как заморожен. Я не мог пошевелиться. Даже глаза закрыть не мог…