Корни небес
Шрифт:
Дюран поднимает голову. Он говорит в потолок, обращаясь к громкоговорителям, передающим шепелявый голос герцога.
— Благодарю за вашу учтивость и ваше понимание. Есть еще один момент: наши транспортные средства. Они требуют особого подхода. Им нужно постоянное внимание. Мой сержант и его помощник никогда не оставляют их одних. Они могут спать в них. Задние сиденья достаточно широки и гораздо удобнее многих кроватей, на которых нам доводилось спать.
Громкоговорители молчат.
Потом слышится почти детский смешок, сопровождаемый другими, несомненно женскими:
— Ну вы и штучка, капитан!
Мы прощаемся с Венцелем и Буном, которого капитан назвал помощником сержанта. Когда сержант и Дюран жмут друг другу руки, я замечаю, что их пальцы производят какой-то обмен закодированной информацией. Затем мы оставляем «шмайссеры», ручные гранаты и военные рации, а также практически полностью опустошаем карманы. Взамен Венцель выдает по автоматическому пистолету каждому, у кого его не было. Потом отдает честь с идеальной выправкой.
— Скоро увидимся, Поли, — улыбается Дюран.
— Да, синьор. Будьте начеку там наверху, синьор.
— Именно это я собирался сказать тебе. Будь начеку здесь внизу.
— Не сомневайтесь в этом, капитан.
— Тем не менее, будьте начеку и держите оружие заряженным.
Они расстаются. Венцель возвращается на место водителя. Бун уже сидит в своей машине. Хоть раз этот немец ведет себя серьезно.
Освещая дорогу старинными керосиновыми лампами, Туччи и его люди ведут нас в противоположную часть гаража, к огнеупорной металлической двери. Туччи стучит в нее рукояткой пистолета, и дверь со скрипом открывается. За ней — три человека, вооруженные копьями и щитами. Мы с Дюраном переглядываемся.
— Проходите, прошу вас, — жестом приглашает нас коннетабль, указывая на поднимающуюся вверх винтовую лестницу. Потом отвешивает пощечину одному из несущих лампы.
— Давай, дурень, расскажи нашим гостям, где мы находимся.
Смуглый парень, вытаращив от боли глаза, начинает объяснять.
— Мы находимся внутри крепостной башни Меркантале. [60] Она была главным оборонительным сооружением в этой части города. Ее соорудили в конце пятнадцатого века под руководством великого сиенского архитектора Франческо ди Джорджио Мартини. Башня поднимается от рыночной площади, то есть от подземной парковки, к самой верхушке скалы, на которой был построен Урбино. Когда-то вход в нее располагался на уровне земли, но из соображений безопасности отец нынешнего герцога приказал замуровать его. Теперь доступ к башне возможен только через подземный гараж…
60
Рыночная площадь (ит.).
Мальчик с сильным неаполитанским акцентом продолжает описывать особенности строения, пока мы поднимаемся по лестнице, проходя мимо окошек, теперь заделанных кирпичом, которые когда-то, должно быть, служили для обороны здания.
— Джон… — шепчет мне на ухо капитан Дюран.
— Да?
— Что может означать «коннетабль»?
— Понятия не имею, что это значит здесь. Я знаю, что это
Голос Давида Туччи разрывает тишину.
— Эй, вы двое! Невежливо разговаривать шепотом! Что такое, мальчик сказал глупость? Вот я велю тебя выпороть!
— Нет, паренек — отличный гид, — спешу я ответить. — Мы просто удивлялись вашей организованности.
В глазах Туччи мелькает вспышка гордости.
— Да, мы и правда хорошо организованы. Это заслуга герцога и его отца. Две великие личности. Два великих сердца. Они дали приют всем, кто просил об этом. Они сделали эту местность безопасной и процветающей.
По мере того, как он говорит, создается впечатление, что он произносит ряд готовых формул-слоганов.
— У нас есть подземные фабрики, производящие все необходимое. Наш рацион изобилен и самого лучшего качества. Наша больница забоится о здоровье всех жителей и ни в чем не уступает довоенной.
— Сколько трансплантаций сердца вы сделали в этом году? — не удерживается от вопроса Адель Ломбар.
— Как вы сказали?
— Если больница работает, как до FUBARD… То есть, до Судного Дня, вы, должно быть, способны делать такие сложные операции, как пересадка сердца, нет?
Лицо Туччи приобретает смешное, почти бычье выражение. Он мотает головой:
— Не шутите над такими вещами. Нет, мы не делаем трансплантацию сердца. Но через десять лет или даже меньше нам будет доступен и этот тип хирургического вмешательства.
— То есть, вы правда верите, что человечество может выжить? И даже привести планету в порядок?
— Иначе зачем жить? У меня трое детей, и я не хочу, чтобы они жили жизнью узников, как я. Мы хотим вернуть себе землю, которая принадлежит нам, и дневной свет.
— А как вы собираетесь договориться с монстрами, которые шарятся снаружи? Сдается мне, что они считают, что земля принадлежит им, — вмешивается Егор Битка.
Туччи резко оборачивается:
— Они встречались вам? Здесь поблизости?
Ему отвечает Дюран:
— Естественно, они встречались нам. Но не здесь.
Туччи улыбается:
— Точно. Потому что здесь мы в безопасности. Никто не может навредить нам.
Никто из нас не отвечает.
Выход из башни ведет на крытую улицу. Когда-то, если я не ошибаюсь, отсюда были видны башни-близнецы герцогского дворца. Но теперь арки заделаны кирпичной стеной с небольшим количеством закрытых металлическими пластинами отверстий. Все это расходится со словами Туччи о безопасности этого места.
Урбино — замурованный город. Здесь нет открытых пространств. Площади покрыты крышами, достаточно хорошо сделанными для того, чтобы не пропускать солнечные лучи. Город как будто превратился в одно большое полностью закрытое здание. Время от времени попадаются двери — металлические, запертые на засовы и щеколды. У каждой из таких дверей — с ленивым видом околачиваются один-два человека. Безопасность действительно не кажется первоочередной проблемой жителей этого места.
Мы идем по превращенным в коридоры улицам.