Коробка в форме сердца
Шрифт:
Подняв глаза на девушку, он увидел за ней Крэддока. Призрак вылезал изо рта Мартина. Лицо Крэддока исказилось от усилия, одной рукой он упирался в лоб Мартина, другой в его плечо. В области пояса его тело было скручено в толстую веревку. Джуду это опять напомнило кусок целлофана, скомканный и свернутый, как канат. Веревка уходила в рот Мартина и дальше в горло. Крэддок нырнул в тело его отца, как пловец в воду, а выбирался оттуда, словно из вязкого болота.
– Ты умрешь, – говорил призрак. – Эта сучка умрет, ты умрешь. Мы все помчимся по ночной дороге вместе. Ты хочешь петь ла-ла-ла, я научу тебя петь, я научу.
Джуд
Нижней частью двери, решил Джуд, будет лужа. Добравшись до нее, Джуд взглянул на Мэрибет. Ворот и перед ее футболки насквозь пропитались кровью. Лицо ее пугало неподвижной бледностью. Джуд подумал, что уже слишком поздно, что она мертва, но ее веки слегка дрогнули. Она смотрела на него сквозь надвигающееся забытье.
Крэддок закричал, теряя терпение. Он почти вылез – во рту Мартина осталась одна нога призрака. Он уже пытался стоять, но не мог удержать равновесие. В руке Крэддока блестело лезвие в форме полумесяца, с него свисала яркая петля цепочки.
Джуд снова повернулся к нему спиной и воззрился на кровавую дверь. Он бездумно смотрел на красную рамку – на эту пустую, за исключением нескольких отпечатков ладони, форму. Чего-то не хватало, и он пытался понять, чего именно. Потом до него дошло: дверь станет дверью, когда будет возможность открыть ее. И он нарисовал у одной из длинных сторон красный кружок – ручку.
На него упала тень Крэддока.
«Неужели привидения отбрасывают тень?» – поразился Джуд.
Он устал. Думать было невыносимо трудно. Он остался сидеть там, где был, на нарисованной двери. И вдруг почувствовал толчок снизу. Сначала он подумал, что это ветер, нападающий на дом яростными упорными порывами, пытается прорваться внутрь сквозь линолеум.
Вдоль правого края двери протянулась узкая полоска света – яркая белая черта. С той стороны снова раздался удар, будто под полом бушевал огромный лев. Третий удар, как и два предыдущих, потряс весь дом. Зазвенели тарелки на подставке возле раковины. Джуд, приподнявшийся на четвереньки, почувствовал, что локти его подгибаются. Он решил, что нет никакой необходимости стоять, пусть даже и на четырех конечностях. Это отнимает массу сил. Он медленно повалился на бок, перекатился на спину и оказался вне красного прямоугольника.
Крэддок стоял над Мэрибет. Его черный костюм смялся, воротник задрался кверху, шляпа пропала вовсе. Мэрибет была беззащитна, но покойник не двигался. Он остановился, недоверчиво глядя на нарисованную дверь у его ног, словно это ловушка и он рискует провалиться в нее, подойдя слишком близко.
– Что такое? Что ты тут наделал?
Когда Джуд заговорил, он почти не услышал своего голоса, доносившегося откуда-то издалека:
– Смерть требует своего, Крэддок. Рано или поздно смерть требует своего.
Кособокая дверь на полу вспучилась, затем опала. Надулась еще раз. Она как будто дышала. По краю пробегала линия света: луч такой яркости, что на него невозможно было смотреть. Он огибал дверь с одной стороны, миновал угол и двигался дальше.
Ветер усилился, заревел еще громче – высокий, пронизывающий вой.
Левая рука Мэрибет, заметил Джуд, протянулась через озеро крови к дверному контуру на линолеуме. Джуд не видел, когда она успела повернуться и подползти к двери. Теперь ее ладонь легла на красный круг, что он нарисовал вместо ручки.
Где-то залаяла собака.
В следующий миг дверь на линолеуме провалилась вниз. Мэрибет должна была бы упасть – половина ее тела лежала внутри прямоугольника. Однако она не упала, а осталась лежать, как на листе тонкого стекла. Неровный параллелограмм света вырос вокруг нее в центре пола – открытая ловушка, заполненная невероятным, ослепительным сиянием.
В этом потустороннем свете кухня превратилась в собственный негатив, состоящий из резкой белизны и плоских наичернейших теней. Мэрибет была черной фигурой, парящей в потоке света. Крэддок же, который стоял над ней, закрывая лицо руками, выглядел как жертва атомного взрыва в Хиросиме абстрактный набросок человека в полный рост, нарисованный пеплом на черной стене. Над кухонным столом бумажные листки все кружились в странном танце, но они почернели и стали похожи на стаю ворон.
Мэрибет повернулась на бок и подняла голову. Уже не Мэрибет – это была Анна. Из глаз ее лился свет, а лицо было строгим, как Судный день.
– Зачем? – спросила она.
Крэддок зашипел:
– Убирайся. Возвращайся обратно.
Он раскрутил свой маятник на цепочке. Полумесяц лезвия засвистел, вычерчивая в воздухе кольцо серебряного огня.
Анна стояла у порога сияющей двери. Джуд не видел, как она поднялась. Только что лежала на полу – и вот уже стоит. Наверное, время опять двигалось скачками. Время больше не имеет значения. Джуд поднял руку, чтобы защитить глаза от невыносимого сияния, но свет лился отовсюду, спрятаться от него было нельзя. Джуд видел кости своей ладони. Кожа на них была как мед – того же цвета и прозрачности. Его раны: порез в щеке, обрубок указательного пальца пульсировали болью одновременно глубокой и восхитительной. Он думал, что сейчас закричит от страха, от радости, от шока – от всего вместе и от чего-то еще большего. От благоговения.
– Зачем? – повторила Анна, приблизившись к Крэддоку.
Он хлестнул в ее сторону цепочкой, и изогнутое лезвие прочертило на лице Анны длинный порез от угла правого глаза, через нос и до самого рта. Но оттуда полилась не кровь, а то же белое сияние, и там, где свет попадал на Крэддока, призрак начал дымиться. Анна наступала на него.
– Зачем?
Крэддок завопил, когда Анна заключила его в кольцо своих рук. Завопил и снова чиркнул бритвой, на этот раз по груди девушки, но лишь открыл новый источник сияния. Прямо в лицо мертвеца хлынул поток беспощадного света. Свет сжигал его, как сжигал все на своем пути. Вопль Крэддока был оглушительным. Джуд подумал, что его барабанные перепонки сейчас лопнут.