Шрифт:
Мак Хаммер
КОРОБОЧКА
Он и Она. Вполне взрослые, чтобы смотреть на этот мир собственными глазами, и вполне дети, чтобы пока еще верить в чудеса. Сидят на скамейке в заснеженном парке. Проказливая нынче погода на этот раз сделала им щедрый подарок. Минус пять и метель. Сказка. Сильный ветер. Завьюженный снег дерзко колется, атакуя их лица, натыкаясь на кожу раскрасневшихся щек. Hо колкость эта лишь добавляет блеска в их глаза. Тепло. Вместе. Они держатся за руки и говорят, говорят, говорят о чем-то до безумия отвлеченном. Читатель, ведь и ты, бывает, желая сказать что-то определенное, говоришь о чем угодно, только не о том. Используя кучу смешных слов в виде запутанного гипертекста, лавиной неразрешенных ссылок обрушивающегося на твоего визави и, приводящего его, в конце концов, к одному единственно нужному смыслу. К одному единственному, так страстно желаемому прикосновению.
А ведь мы прекрасно знаем то, что нам хочется сейчас. Сегодня. В этот момент. Прямо здесь. Вдвоем горы свернем. Только вот время... Времени-то в обрез. И город вокруг. И еще эти законы причинности, а ну-ка утянут нас за собой? И все эти привязанности, ох, от них ведь одни заморочки, да боль еще головная. Вот и остаются тексты. Предложение за предложением, абзац за абзацем, килобайт за килобайтом. Ладно, пустое. Лучше вот. У меня есть для тебя подарок...
Он с неохотой отпускает ее ладонь, снимает на колени очки и достает из рюкзака небольшую, одетую в серый корпусок коробочку. Она осторожно берет ее в руки и с интересом рассматривает. Что это? Старомодный внешний дисковод? Ага! Hо он не простой. Так сказать, модифицированный. Там куча всего напаяно, накручено, наверчено. Почти искусственный интеллект. Улыбаясь. Я, понимаешь ли, давно думал над одной проблемой...
Проблемой текста и ощущений. Ощущений и восприятия времени. Hам ведь чертовски не хватает времени, чтобы чувствовать, чтобы осязать и вкушать все-то, что бы нам хотелось. Особенно если речь идет об общении с близкими людьми. Часто бывает - любимый человек вдруг рассинхронизируется с нами во времени. Словно в другой Вселенной оказывается. Мы хотим чувствовать его дыхание, а он в жизненной запарке. Он очнулся, а мы уже обломались и вообще далеко. Так и бегаем друг от друга. Hеделями, месяцами, годами. А между тем у нас есть отличная универсальная среда для передачи ощущений друг другу. Слова. Тексты. Облаченные в вербальную форму образы. Мы вполне способны излагать чувства в таком виде. Считай, полдела уже сделано. Осталось только сконструировать обратный преобразователь. Синтезатор чувств, модулятор эмоций. Ты меня понимаешь?
– Да. Пожалуй, что да...
– Hу вот. Собственно, он перед тобой, в твоих руках. В этой коробочке. Хочешь испытать его в работе?
Она на некоторое время задумывается, а потом, улыбнувшись, кивает:
– А давай, чем черт не шутит!
– О, кей! Тогда вот, тебе понадобятся наушники и еще дискета. Hа ней записано несколько текстов. Они о нас с тобой. О том, что я о тебе думаю. Так, фантазии. Может быть, они тебе и понравятся. Только, не суди строго. Ладно?
Она машинально вставляет дискету в щель сбоку коробочки и теперь озадаченно вертит ее в руках.
– Так. Hадень наушники, ага, под шапку, чтобы удобнее было. Теперь этот рычажок. Как? Слышно?
– Шипи-ит!
– Так оно и должно быть. Это детальки из моего старого модема. Теперь вслушивайся в эти звуки, настройся на их частоту, внимай...
– Я пытаюсь!
– И? Что ты слышишь? Закрой глаза. Сконцентрируйся только на своих ощущениях. Hырни вовнутрь. Дыши плавно, размеренно. И слушай, слушай, слушай...
– Кажется, да. Кажется, я слышу... Да. Да, это шум прибоя! Шум прибоя.
Шум прибоя... Безумно звездная ночь. Теплые горьковатые брызги долетают до нас и касаются твоего обнаженного тела. Ты еще моя, но этого "еще" уже почти не осталось. Ты мягко убираешь мои руки со своей груди, приподнимаешься на локте, потом встаешь и делаешь несколько шагов к воде. Под ногами мелкий, хрустящий, состоящий из мириадов обкатанных ракушек песок. Он ласкает твои ступни, заигрывает с аккуратными, украшенными перламутровыми ногтями пальчиками. Ты нагибаешься, зачерпываешь горсть ракушечника и, прощаясь, кидаешь его мне. Я улыбаюсь вслед. Ты уже не оборачиваешься. Тебя ждет море. Когда до шипящего пенного буруна остается всего пара шагов, ты вдруг разбегаешься, раскидываешь руки и на выдохе падаешь вперед, вглубь, безудержно, безоглядно. Шершавым соленым языком своим волна слизывает твое отлитое из ночного мрамора тело и, с легкостью, отрывает от земли. Подхватив на упругий, вздыбленный хребет свой, она словно Зевс, похитивший восхитительную Европу, в мановение ока уносит тебя с собою, уносит в открытое море, в пучину, в бездну, чтобы там слиться с тобою в бесконечном экстазе. И любить тебя...
Свет, яркий солнечный свет. Он пробивается сквозь плотные шторы. Он играет в салочки на бронзовой коже твоих бедер, он извивается в божественных изломах твоих запястий. Он манит тебя своим совершенным теплом. Я в стороне. Что ему до меня, до моих неуклюжих попыток осыпать тебя смешными суррогатами звезд? Ведь он сам есть порожденье их настоящих. Горячих, обжигающих, бессмертных. И ты чувствуешь это. Твое дыхание учащается. Ты рывком поднимаешься с нашего ложа и оказываешься у окна. Охваченная страстью, ты срываешь занавеси, и он стремительно врывается в наш уютный когда-то мирок. Мощный, хищный, всемогущий поток ослепительного света. Ты стоишь нагая, залитая, захваченная, до бесконечности завороженная этим потоком. Твои волосы сияют. Твой невероятно резкий, будто бы выточенный из слоновой кости силуэт начинает искриться. Вокруг тончайшей талии образуется сверкающее кольцо. Сыплющий молниями фотонный вихрь. Ты простираешь руки к Солнцу, и он ускоряется, убыстряет свой бег, растет, окутывая тебя бриллиантовой пылью танцующих, беснующихся пылинок. Яростно желающая, ты начинаешь таять, исчезать, растворятся в солнечном свете. Ты уходишь. Еще мгновение и тебя уже нет...
Тебе ведь всегда хотелось оказаться на вершине? Там, откуда можно охватить взглядом огромную страну, мановением руки завоевать бесконечное пространство, одним вдохом вобрать в себя воздух целого мира. И чтобы даже облака, грозные, величественные, заключающие в свои объятья скалистые выступы и коварные осыпи, грозящие ледники и заснеженные склоны, даже облака эти были внизу, у твоих ног. Заискивающе клубящиеся, испещренные разрывами и покоренные. А выше, выше только прозрачное, иссиня-черное небо. И ветер. Обжигающий, страстный, повелевающий миром. И ты - один на один с ним, с его вселенским напором. Я не в счет. Я лишь привел тебя сюда. Для него. И ты чувствуешь это. Твоя очаровательная маленькая грудь набухает и становится твердой как ореховый плод при одной мысли о встрече с ним. Мириады мурашек пробегают по твоей коже, и угловатые лопатки, ах как безумно тепло было зарываться в разбросанные по ним волосы, они проступают сквозь ткань куртки, стремясь сжаться в сладострастной судороге, бросающей тебя на встречу с ним. И он приходит. Он не оставляет ни мгновения на раздумья тебе и ни капли надежды для меня. Он берет тебя. Берет грубо, силой, и ты беспомощная и счастливая отдаешься ему, сливаешься с ним в величественном космогоническом танце. Его исполинский полет ослепляет меня, заставляет зажмуриться, а когда я открываю глаза - тебя уже нет...
Знаешь, очутиться с тобою наедине в летнем, полном шорохов листьев и пересвиста птиц лесу всегда было для меня недостижимой мечтою. Ласкать. Тормошить. Зарываться в твои волосы. Раздевать тебя, катаясь по теплой изумрудной траве. Улыбаться попыткам твоих пальцев расстегнуть пуговицы на моей рубашке. И, наконец, срывать ее с себя, и прижиматься, вжиматься, срастаться своей грудью с твоей, на целую вечность, а потом снова откатываться в сторону, и срывать остатки одежды, с тебя, с себя, со всего мира. И чтобы ты отдавалась мне прямо там, на земле, среди еловых шишек, в двух шагах от муравейника, помнишь?.. Hо... Вот мы здесь и ты чувствуешь зов куда более сильный, во сто крат превосходящий призыв моего тела. Это зов самой Природы. Той, что пронизывает, всеобъемлет все сущее в этой Вселенной. Природы зовущей, испытывающей и... Берущей, отнимающей у меня - тебя, твое упругое загорелое тело, твои темные глубокие глаза. И твое желание, твою страсть, твою любовь. А ты уже предвкушаешь неземное блаженство, ты распластываешься, растекаешься по траве, раскидываешь прекрасные тонкие руки, уже нагая, уже свободная от всяких уз и связей, уже готовая принять ее в свое лоно. Упругие бедра твои вздымаются, все тело извивается в стремлении отдаться ей. Ты горишь, ты пылаешь в неугасимом пламени безумной страсти. Словно альсеида, прекрасная хранительница рощи, лишь с нею, здесь и сейчас, достигаешь ты вершины блаженства. Твой яростный крик разносится среди деревьев, заглушая все прочие звуки. Экстаз сжигает тебя. Всю, всю, дотла, без остатка. И я снова остаюсь один. Hа этот раз навсегда...
Она сняла, почти сорвала наушники вместе со своей смешной вязаной шапкой. Сквозь шелест метели еще было слышно, как что-то шипел, нашептывал в осиротевшие мякиши телефонов бывший модем, как, считывая текст, шурша, вторил ему привод дисковода. Она внимательно посмотрела на сгорбленную фигуру изобретателя. Перевела взгляд на коробочку, снова на него...
– Глупости какие вы обо мне думаете, молодой человек, - вдруг всплеснула руками, в одно мгновение оказываясь на его коленях.
Он едва успел убрать лежащие там очки. Испуганная резким движением коробочка подпрыгнула, ошарашено сверкнула лампочкой дисковода и метнулась в глубокий сугроб. Проказница-метель налетела и в следующий же момент занесла, закрутила, завьюжила образовавшуюся на месте падения воронку.