Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают
Шрифт:
— Ну и сразу видно, что шито все белыми нитками.
— Конечно, — согласился Юра, — и все это понимали, но! При проведении осмотра того бетонного блока в глухом переулке были найдены несколько волос девочки. Обнаружена была и полоса скольжения тела по земле, вернее, по жухлой траве. То есть показания шофера частично подтвердились.
— Стрелочника нашли все-таки… И что ему впаяли?
— А ничего. Во-первых, биологическая экспертиза начисто исключила принадлежность спермы этому водителю. А во-вторых, учли явку с повинной, великолепные характеристики и прочую… дребедень,
Вот так закончилось это громкое — по тем временам — дело.
— Постойте! — буквально возопил Сергей Бурков. — Я ни фига не понял: а при чем здесь эти… как их… розовые панталоны?
Глава 2
— Розовые панталоны? — переспросил рассказчик. — Дойдем и до них, но несколько позже! Так я продолжу?
— Конечно, — на разные голоса проговорила комната, а Мишка Биттер добавил:
— А я уж думал, что это весь рассказ…
— Нет, не весь. Надо сказать, что деревня, где случилась эта трагедия, располагалась в так называемой подтаежной зоне. Деревня была богатой, с населением почти в 10 тысяч. Жители — типичные таежники: молчаливые и не склонные к лишним разговорам, особенно с посторонними людьми, не жителями их мирка-деревни. Да и часть жителей была из староверов, что тоже накладывает отпечаток. Ну а половина мужского населения, да и часть женского, были заядлыми рыбаками-охотниками. Вот и отец погибшей девочки был во время смерти дочери и последующих похорон в тайге и пришел домой только через две недели после этих событий. Сначала он три дня провел на кладбище, почти не отходя от могилки. Потом пару дней походил по деревне, говорил с односельчанами, затем взял охотничий карабин и пошел к секретарю. Застрелить его он не успел, хотя и пытался. Его повязали доблестные милиционеры, что по указке партийных органов охраняли этого секретаря. Он только и успел прикладом выхлестнуть ему передние зубы.
Несчастного отца арестовали, вменили ему покушение на убийство… как это… не состоявшееся по не зависящим от него обстоятельствам. Во! Примерно так статья звучала, да присовокупили зубы, что он выбил — мне пришлось дать ему менее тяжкие телесные повреждения. Влепили отцу по совокупности 5 лет колонии. Приговор оглашали за два дня до наступления Нового, 1991 года.
Юрка снова прошелся по комнате и сказал:
— Знаете, мне почему-то нехорошо, даже мерзко на душе становится, когда я вспоминаю эту историю… Не люблю про девочек такое… и слушать, и рассказывать.
— Ты вот что, дружок, не увиливай. Сказал «а», так говори…
— Ладно, ладно… говорю. Ну, вы все знаете, что случилось в 1991 году, в его конце… Так вот, еще до этого, примерно в мае, секретарь вышел из партии и, по сути, прихватизировал леспромхоз вместе со всей его техникой. А он был не маленьким, этот леспромхоз, а одним из самых крупных в регионе. Там были
— Война приватизаций, мать их! — злобно матюгнулся Боря Татаренко.
— Именно! Вот поэтому ранее прошедшие события — ну, про девочку, повешенную бабушку, арест отца — на фоне резких перемен как-то забылись, о них даже перестали говорить, забыли. Но, как оказалось, не все забыли…
В сентябре месяце следующего года, практически день в день со смертью той девчушки, мне позвонили из милиции и сказали, что в леспромхозе — труп, что надо выехать на место и что за вами заедут, ожидайте. Я быстренько собрался: взял все необходимое и пошел в подкатившую к моргу прокурорскую «Волгу». Там вместе со следователем был и прокурор — собственной персоной! Так вот он и сказал, что убили бывшего секретаря! Да-да, того самого. Я еще сказал тогда прокурору:
— Сколько веревочка ни вилась…
— Да, — согласился он, — справедливость восторжествовала! Поплатился… нехороший человек, хоть и не за девочку, но поплатился, — повторил задумчиво.
— А что, известно — кто?
— Вроде да! Задержали одного… Наймит конкурента! Тот еще отморозок.
А когда мы подъехали к конторе леспромхоза, увидели огромную толпу народа. Все стояли и молча, с угрюмыми лицами, смотрели, как из здания конторы выносят труп бывшего секретаря и их теперешнего хозяина. Впрочем, уже бывшего! Дважды бывшего: секретаря и хозяина.
— А зачем же мы ехали? — спросил я недоуменно у прокурора. — Куда это его поперли?
Прокурор ничего ответить не успел, потому что подбежавший участковый сказал:
— Товарищ прокурор, ничего не смог поделать. Люди очень злые… все может произойти, вот и решил, что лучше увезти тело — от греха подальше!
— Ладно, молодец! Останьтесь здесь, — сказал он следователю, — поработайте, а милиция вам поможет! Поехали, — сказал он водителю, — мы осмотрим тело в морге!
— Ну вот, — сказал Юрик, — приехали мы с прокурором ко мне, попили чайку, и только тогда на грузовике «подкатил» товарищ бывший секретарь. Прокурор, поморщившись, сказал:
— Я, наверное, не пойду! Давай, Юрий Михалыч, сам действуй! А мне потом скажешь, что там и как его…
И мы пошли с санитаркой осматривать труп. На шее трупа я увидел обширную резаную рану — шею перехватили до позвоночника, а вдобавок были еще и три огнестрельных раны на грудной клетке спереди. Чтоб разглядеть эти раны от огнестрелов получше, мы стали аккуратно снимать одежду, и тут…
— Иван Викторыч! — заорал я дурным голосом прокурору. — Скорее сюда!
Когда он прибежал в секционную, я молча показал на труп. Из-под наполовину снятых с трупа брюк выглядывали розовые и застиранные рейтузы-панталоны! Такие же, как и на той девочке!
— Ну ничего себе! — сказал Миша. — Я не ожидал такого поворота. Версия о разборках, конечно, сразу же отпала?
— Не то чтоб отпала, но, по понятным причинам, ушла на… надцатое место, — ответил Юрка и продолжил: