Король Австразии

Крючкова Ольга Евгеньевна

Хлодвиг убрал в ножны окровавленную спату [10] и обвел мародерствующих соплеменников огорченным взглядом. Затем, сняв кольчужный шлем и отерев пот с лица, устало поплелся в сторону окраины захваченного селения.

…Услышав доносящиеся из стоявшей на отшибе хижины душераздирающие женские крики, Хлодвиг очнулся от своих мыслей, подскочил к плетеной двери и резко, одни ударом ноги распахнул ее. Глазам тотчас предстала малопривлекательная картина: франкский воин насиловал обнаженную девушку прямо на столе посереди ее родного жилища. Несчастная осыпала его голову проклятьями.

10

Спата –

длинный обоюдоострый франкский меч; оружие знатных людей.

– Будь ты проклят, ублюдок! Да чтоб пронзил тебя своим огненным мечом Донар [11] ! – вскрикнула она в очередной раз и, не удержавшись, плюнула насильнику в лицо.

Не стерпев подобной дерзости, тот мгновенно выхватил свободной рукой кинжал-скрамасакс [12] и занес его над ее головой. Вовремя подоспевший Хлодвиг жестко перехватил руку рассвирепевшего соплеменника.

– Ты забыл закон франкских воинов? – сурово вопросил он, когда тот замер от неожиданности. – Тогда я тебе напомню: вся добыча делится пополам! Или ты намерен лишить меня удовольствия тоже порезвиться с девчонкой?!

11

Донар – бог грома у германских племен.

12

Скрамасакс – в данном случае кинжал (либо меч длиной 50–70 см); не обоюдоострый; был на вооружении в основном у франков.

Соплеменник, будучи зрелым мужчиной и опытным воином, прошедшим не одно сражение, в душе подивился столь неслыханной наглости юного сына вождя, но, умерив пыл и гнев, послушно сполз со стола и принялся торопливо натягивать кожаные штаны.

– Ладно, считай, убедил… Твоя очередь…

В жилах Хлодвига наряду с франкской текла еще и тюрингская кровь. Возможно, именно поэтому белокурые голубоглазые девы привлекали его более остальных. Он подошел к обнаженной девушке вплотную – та была совсем юной. Может быть, самую малость старше его. Стараясь не смотреть на жертву, Хлодвиг начал медленно разоблачаться.

Девушка всхлипнула, но, понимая, что юный воин только что спас ее от верной смерти, лежала теперь молча и покорно. И стоило Хлодвигу коснуться теплого тела красавицы, как его плоть самопроизвольно устремилась в нее…

Соплеменник, исподволь наблюдая за ритмичными, слаженными движениями юной пары, скабрезно осклабился. Но потом, завистливо вздохнув и шустро собрав весь скарб, который мог унести, вышел из хижины и тихо притворил за собой дверь.

Испытав пик удовлетворения одновременно с извержением семени, Хлодвиг неохотно покинул лоно юной тюрингки. Потом с нарочитой деловитостью занялся своим облачением, попутно пытаясь привести мысли в порядок. Девушка меж тем продолжала лежать на столе в той же позе, в какой он ее и оставил – широко раскинув ноги.

Во время соития, пребывая сверху, юноша старался не смотреть на жертву своего внезапно нахлынувшего сладострастия. Теперь же, все более успокаиваясь, он уже не стыдился внимательно, и отчасти даже бесцеремонно разглядывать ее. Девушка была явно очень красива. Однако сейчас волосы пшеничного цвета неровно разметались по деревянному столу, из полуприкрытых голубых глаз струились, растекаясь по щекам, слезы; из припухших разбитых губ сочилась кровь… И все-таки стройный девичий стан и соблазнительно длинные ноги по-прежнему манили, вызывая новый всплеск желания.

Неожиданно юноша представил мысленно своего отца: наверняка перед ним, королем франков, вот так же, безропотно раскинув ноги, лежали все его многочисленные любовницы и наложницы. И его, Хлодвига, родная мать тоже…

Смутившись, юноша поднял с пола порванную одежду девушки и положил ей на живот.

– Оденься… Я отведу тебя в шатер для рабынь.

Девушка с видимым трудом сначала приподнялась, а потом и спустилась со стола. Хлодвиг увидел на ее спине многочисленные ссадины и кровоподтеки: видимо, его предшественник наградил ими тюрингку за излишнюю строптивость.

Красавица тем временем оделась, однако порванная холщовая рубашка безжалостно обнажала ее тугие прелестные груди. Хлодвиг невольно залюбовался ими, но вдруг его внимание привлек окаймлявший шею белокурой чаровницы кожаный шнурок с подвешенным на нем камешком.

– Что это за амулет? – спросил он, приблизившись к тюрингке вплотную и прикоснувшись рукой к зеленому камню, испещренному черными вкраплениями. – Если не ошибаюсь, это камень, который носят только вёльфы [13] ! Он ведь называется гринвельд, так?

13

Вёльфы – ведьмы (у германских племен).

Красавица пристально посмотрела Хлодвигу прямо в глаза, и он, сам того от себя не ожидая, невольно отвел взор: казалось, голубые глаза вёльфы проникали прямо в душу.

– Да, франк, ты прав – это гринвельд, камень жизни. Надень его на себя ненадолго, и я скажу, что уготовано тебе в дальнейшем. В благодарность за то, что не позволил убить меня ублюдку, и без того причинившему мне невыносимую боль…

Хлодвиг нахмурился и решительно пресек слова девушки:

– Не забывайся! Этот, как ты его называешь, «ублюдок» – мой соплеменник и воин моего отца! А ты отныне – рабыня! И потому не смеешь говорить о франкском воине в подобном тоне!

Тюрингка удивленно приподняла красивую бровь.

– Так ты – сын франкского вождя, напавшего на наше селение?! Что ж, тем лучше… – Она молниеносным движением руки сняла амулет с себя и ловко накинула его на шею Хлодвига. – Пусть это будет единственной платой за моё спасенние… – Прижав правую руку к сердцу юноши, красавица закрыла глаза и несколько мгновений стояла молча. Потом глухо и словно бы отстраненно заговорила: – В твоей груди бьется сердце храброго воина. Ты достигнешь всего, чего желаешь: славы, богатства, могущества. Я вижу четырех твоих сыновей, и все они достойны тебя. Но своего первенца ты отвергнешь… в угоду женщине. И напрасно: рано или поздно он все равно станет королем…

– Замолчи! – Хлодвиг довольно грубо оторвал руку вёльфы от своей груди. – Ты говоришь лишь то, что я и сам хочу слышать: слава, богатство, могущество… Да какой франк не мечтает об этом?! – Он рывком снял с себя амулет и бросил его к ногам девушки. – Убери от меня свой гринвельд!

Красавица невозмутимо подняла его и вернула на свою точеную шейку.

– Зря ты не веришь мне, франк… – молвила она тихо. – Вот увидишь: все сложится именно так, как я сказала. И еще… Помни: твой первенец простит тебя несмотря ни на что…