Король Австразии
Шрифт:
– Увы, я не солнце и не луна, чтобы любоваться мною постоянно.
– Небесные светила меркнут в сравнении с вашей красотой! – не успокаивался Герменфред. – Я непременно разыщу оленя, поражу его копьем в самое сердце и брошу потом к вашим ногам!
Теодехильда воззрилась на матушку, ища у нее защиты от столь назойливого ухажера. Суавегота же, напротив, обворожительно ему улыбнулась.
– Не подвергайте себя напрасной опасности, Герменфред! – сказала она и, дабы завуалировать невольно прозвучавшую в словах теплоту, добавила: – Иначе мой супруг потеряет союзника.
Раззадорившийся тюринг самоуверенно хохотнул, развернул коня и удалился к своей свите, ибо в этот момент как раз протрубил охотничий рог.
Охотники устремились в лес; псари спустили с поводков собак. Первыми скакали Теодорих и Герменфред, последними – копьеносцы.
Примерно через пол-лиги [111] всадники увидели ловчего, поджидавшего их на небольшой поляне с собаками на поводке. Ловчий молча указал охотникам на стоявшего среди деревьев оленя, раскидистые рога которого причудливо переплетались с ветвями.
111
Лига – римская мера расстояния, равна 4 км (пол-лиги, соответственно, составляли 2 км).
– Ему что, жить не хочется?! – изумленно воскликнул распорядитель охоты.
– Мы не можем убить его просто так, с места! Это неинтересно! – возмутился Герменфред.
Теодорих протрубил в рог.
– Поднимайте зверя! – приказал распорядитель охоты ловчему и псарям.
Борзые ринулись вперед, заходясь в громком лае. За ними двинулись копьеносцы… Испуганные шумом птицы спорхнули с веток и полетели искать спасения в глубине леса. Олень тоже сорвался с места и побежал. Начался долгожданный гон.
Преследование бедного животного длилось несколько часов. В итоге олень окончательно обессилел, его светлая бархатистая шкура лоснилась от пота, из мелких ранок, причиненных ветвями деревьев, стекали, подобно мелким рубинам, капли крови…
Наконец собаки загнали его в небольшую ложбинку, наполненную водой от недавно прошедших обильных дождей.
Олень тяжело склонил голову, высунул шершавый язык и с жадностью припал к воде, надеясь, возможно, что влага окажется для него спасительной…
Не теряя времени, охотники окружили ложбину, и копьеносцы, дабы оградить короля Теодориха от возможного рывка и нападения лесного зверя, выставили вперед острия копий. Но олень и не думал нападать. Глазами, полными печали, он взглянул на людей, потом запрокинул массивную величественную голову вверх и издал протяжный рев, прощаясь с Герцинианским лесом…
В тот же момент Герменфред ловким броском вонзил оленю под лопатку копье. Животное дернулось, несколько раз конвульсивно подпрыгнуло, потом сделало попытку выбраться из овражка с водой, но тотчас замертво рухнуло обратно, обагрив озерце-западню своей теплой еще кровью…
Герменфред, удовлетворив, наконец, охотничью страсть и самолюбие, откровенно ликовал, предвкушая, как вскоре расскажет дамам, в особенности прекрасной Теодехильде, о личной расправе с оленем. Теодорих, видя неподдельную радость гостя и его свиты, снисходительно улыбнулся: это он отдал своим людям приказ не опережать короля Тюрингии и не отнимать у него славу искусного и удачливого охотника.
Вечером того же дня в резиденции Теодориха, размещавшейся в бывшей вилле римского патриция, состоялся пир в честь удачной охоты. Приглашенная знать жаждала отведать жаркое из оленя, убитого королем Тюрингии.
Все присутствовашие на пиру дамы с нескрываемым интересом внимали рассказу Герменфреда, выражая бурное восхищение едва ли каждому его слову. Одна лишь Теодехильда всего-навсего милостиво улыбнулась пару раз «герою»: ей отчего-то жаль было прекрасное животное.
Зато сам король Тюрингии был сегодня в ударе, ибо взоры всех дам были устремлены только на него. Особенное же внимание оказывала ему Суавегота: несколько раз даже поднимала чашу с вином в его честь. Словом, тюринги почувствовали себя на этом пиру желанными гостями и настоящими героями.
– Ты показал себя великолепным охотником, брат мой! – выказал похвалу и Теодорих.
Герменфред самодовольно рассмеялся.
– Отличная охота! Я давно не получал такого удовольствия, – ответил он со счастливым блеском в глазах.
– Внимание реймских дам принадлежит тебе сегодня по праву, – продолжал льстить Теодорих. – Ручаюсь: многие из них мечтают провести предстоящую ночь именно с тобой. Я даже приготовил тебе по этому случаю подарок…
– Какой? – Глаза Герменфреда блеснули плотским вожделением.
– Не все сразу, брат мой… Получишь после пира, обещаю.
Снедаемый нетерпением Герменфред довольно осклабился: наверняка «подарок» Теодориха – это прекрасная саксонка, вестготка или алеманка.
Теодорих же, исподволь взглянув на успевшего изрядно опьянеть от крепкого бургундского вина гостя, решил, что пора переходить к обсуждению дела.
– Я рад, что пребывание в Реймсе доставило тебе много приятных мгновений, – начал он издалека.
Герменфред в этот момент поставил на стол очередную чашу, опустошенную за красоту королевы и ее дочери Теодехильды.
– Богатый город! – совершенно искренне воскликнул он в ответ на слова Теодориха.
– Я потратил почти двадцать лет, чтобы сделать его таковым. Долевое королевство, доставшееся мне от отца, было меньше примерно в два раза, ибо не включало тогда ни Оверни, ни западных и южных земель Бургундии, ни Нарбонской Галлии…
– Да, я знаю, что Теодорих Великий вынужден был оставить земли Нарбонской Галлии, дабы дать отпор вестготам и лангобардам, – откликнулся Герменфред, жадно наблюдая за виночерпием, вновь наполнявшим его чашу вином.